Интервью порталу Zeit
– Когда вы в последний раз были со своими детьми в ресторане?
– Совсем недавно. Почему вы спрашиваете?
– Потому что владельцы заведений в Стокгольме сыты по горло детьми, не умеющими себя вести. Одно кафе даже запретило вход для семей. И это в чадолюбивой Швеции.
– Я прекрасно понимаю, о чем идет речь. Всегда находятся дети, которые орут, проливают напитки, носятся по помещению или при температуре минус пять градусов открывают входную дверь настежь. Родители сидят рядом, и даже не думают вмешиваться.
– Почему тогда детей не урезонивают другие?
– На это никто не решается. Родителям очень неприятно, когда критикуют их детей. Раньше наше общество было обществом взрослых людей. Были единые ценности касательно вопросов воспитания. Если ребенок вел себя неприлично, к нему подходили и говорили: прекрати! Такой согласованности больше нет. Мы, взрослые, теперь отвечаем не друг за друга, а лишь за своих детей.
– Ваша новая книга «Дети у власти» через несколько недель выходит на немецком языке. В ней Вы утверждаете, что либеральное воспитание как метод провалилось. Почему?
– Потому что родители больше не ведут себя как ответственные взрослые. Они полагают, что должны быть лучшими друзьями своих детей. Они ставят себя на одну ступень с детьми, не отваживаясь перечить им и устанавливать границы. Они больше не принимают никаких решений, а хотят быть такими же крутыми, продвинутыми бунтарями, как их дети. Теперь наше общество состоит только из одних тинэйджеров.
«Дети у власти: чудовищные плоды либерального воспитания»
– Вы действительно полагаете, что и немецкие родители позволяют своим детям диктовать себе, куда ехать в отпуск, чем питаться и что смотреть по телевизору?
– Многие узнают себе в этом портрете. Родители неохотно выносят вовне свои проблемы с воспитанием. Они говорят: у нас всё в порядке, это не про нас! Тем не менее, их постоянно гложет совесть, потому что они считают, что многие вещи делают неправильно. Они приходят усталые вечером с работы, и готовят то, что нравится ребенку, потому что не хотят вступать с ним в дискуссии. Они позволяют ему сидеть за телевизором дольше оговоренного времени, чтобы побыть в покое. Они проводят свой отпуск там, где дети будут заняты, хотя без детей ноги бы их там никогда не было.
Я не говорю, что это неправильно. Я говорю лишь, что жизнь родителей не должна вращаться лишь вокруг ребенка. Нет никаких научных доказательств тому, что это как-то положительно влияет на будущее детей, что они становятся более успешными или беззаботными во взрослой жизни.
– Вы сами имеете шестерых детей. Кто устанавливает правила в семье?
– Я.
– И нет никаких демократических семейных структур?
– Я не нахожу, что семья, вообще, должна быть демократическим институтом. Отношения между взрослыми и детьми всегда асимметричны. Это отношения мастера и ученика. Один учит, другой слушает. Родители могут лучше оценивать обстоятельства, потому что у них больше опыт, они больше знают. Они и должны устанавливать правила.
– Как вам удается посреди либерального шведского общества воспитывать собственных детей в строгости и авторитарной манере?
– Я не могу слишком отличаться от других родителей, иначе у моих детей будут неприятности. Да и воинствующий авторитаризм мне бы не позволили.
– То есть вы должны держать себя в руках?
Да ну, ладно. Иные мои читатели тоже думают, что я хочу возврата к военному воспитанию, обратно к телесным наказаниям. Я никогда не писал подобного. Я никогда не бил детей.
– В Германии сейчас много дискутируют о высказывании Папы римского о приемлемости легких шлепков как метода воспитания. В своей книге вы пишете, что нет никаких доказательств тому, что воспитанным в строгости детям, включая тех, кто подвергался побоям, хуже потом живется. Насколько близки вы к мнению Папы?
– В этом вопросе совершенно не согласен с ним. У меня речь идет о том, что для детей важно, чтобы они были воспитаны так, чтобы соответствовать ценностям и нормам общества, в котором живут. Для детей, выросших в обществе, где такие удары приняты за норму, их это не столь травмирует.
Но родители на Западе боятся сейчас всего, полагая, что даже малейшая критика может травмировать ребенка. Они больше не считают нужным сказать дочери в пубертатном периоде: не ешь так много шоколада, иначе растолстеешь, – потому что боятся, что девочка тут же ударится в другую крайность вплоть до анорексии. При этом мы вполне можем что-то требовать от детей, они выдержат это. Не стоит обращаться с ними, как с фарфоровыми куклами.
– Откуда берется страх причинить ребенку вред воспитанием и строгостью?
– У меня такое впечатление, что родители этим обязаны специалистам.
– То есть людям вроде вас?
– Я говорю родителям, что они не должны читать слишком много разных советчиков.
– Только лишь вашу книгу, этого достаточно.
– Меня можно упрекнуть в этом. Но, к примеру, Джон Боулби, теория привязанности которого считается не вызывающей сомнений, зачастую интерпретируется специалистами слишком вольно. Это приводит к тому, что родители думают, что навредят детям, если слишком рано отдадут их в ясли, где те будут проводить больше времени с воспитательницей, чем с матерью. Но мне не доводилось видеть еще ни одного ребенка, который был бы больше привязан к воспитательнице, чем к матери.
– Датчанин Йеспер Йуул собирает в Германии целые залы на свои доклады об аутентичности и партнерском обращении с ребенком.
– Ох, если бы я захотел, то скоро было бы так же и со мной!
– Как Вы объясняете успех Йуула?
– Он появился в подходящий момент и направился прямиком в этот воспитательский вакуум. Авторитарного воспитания уже не хочет никто, равно как и аналога «невидимой руки рынка», которая сама воспитает ребенка. Собственных родителей не хочет слушать никто, а полагаться лишь на интуицию кажется чересчур легкомысленным.
Йеспер Йуул говорит очень простые вещи. Иные – разумные, остальные не очень. Его первая книга «Компетентный ребенок» обошлась без единой рекомендации, родителям это было безразлично. И вдруг все заговорили о том, что ребенка нельзя не только наказывать, но и хвалить.
– Нельзя хвалить?
– Да. И такое говорит не только Йуул. Если моя дочь хочет показать мне свой рисунок, то максимум, что я могу, так это сказать: «О, рисунок! Как интересно! Ты стала счастливой, рисуя картинку?»
Но это же неправильная коммуникация. Я не такой, почему я должен притворяться? Родители должны точно подбирать каждое слово, прежде чем произносить его ребенку. Лишь бы не пристыдить его, не лишить уверенности в себе или подвергнуть гнету конкуренции. Проблема с экспертами – в их морализаторстве. Они говорят родителям, что делать, а что нет. Родители в поисках ориентиров впитывают догмы и идеологии, от которых не так-то просто потом избавиться.
– Немецкие родители мечтают о Бюллербю или Леннеберги.
– Да и шведы всё еще влюблены до безумия в истории Астрид Линдгрен и все эти идиллические картины. Но подумайте над тем, как выросли дети в этих книгах. Они целый день бродят туда-сюда, без присмотра, без шлемов и шляп от солнца. Михель привязал свою маленькую сестренку Иду на верхушке флагштока. А Лотта с улицы бузотеров каталась с братьями-сестрами на крыше Фольксвагена-«жука».
– Что плохого в желании защищать детей?
– Сверхопека. Если мы хотим получить компетентного ребенка, то ему нужно позволить ходить в школу одному. В возрасте шести лет ребенок уже способен к этому, даже в городе с большим движением транспорта. Родители не допускают этого, но в то же время предлагают ребенку принимать решения или обсуждать каждый вопрос наравне со взрослыми. Многие взрослые поступают противоречиво, совершенно не смысля в том, чтó подстегивает ребенка, продвигает в развитии, а что ложится излишним грузом.
– Какие это имеет последствия?
– Мы плохо готовим детей к взрослой жизни, дурача их тем, что с ними никогда не случится что-то плохое, что мы всегда рядом ради них, что они – пуп Земли. В своей психиатрической клинике я встречаюсь с молодыми людьми, которые пришли ко мне потому, что, к примеру, с ними рассталась подруга по причине смерти собаки. У них налицо трудности с тем, чтобы справляться с обычными переживаниями.
«Что-то не так» – таково частое экспертное заключение Эберхарда в практической работе. Родители искали медицинские ответы на свою беспомощность. И диагноз – синдром дефицита внимания с гиперактивностью, они восприняли с облегчением, потому что получили объяснение поведению ребенка, и могли далее уже не обвинять самих себя. Родители изумляются тому, что их дети усталые, раздраженные, гиперактивные, но им не приходит в голову мысль отправить чадо спать пораньше или запретить тинэйджеру полночи торчать перед компьютером. Эберхард не скупится на критику.
– Германия уже давно ориентируется на Швецию в деле заботы о детях и равноправии. А теперь скажите: «Прекратите же, наконец, следовать за нами!»
– Потому что мы перегнули палку. Мы уже не контролируем либерализацию, а тема равноправия стала одной из общественных догм. Все мы отдаем детей в ясли уже в возрасте одного года. Далее, матери и отцы работают по возможности равноправно, по возможности одинаково много, по возможности на равноценных позициях. Никто не должен быть у кого-то в хвосте. Работа – единственный путь, чтобы стать человеком.
Мы это впитываем с младых ногтей. Родительство само по себе уже не ценность. Родители сразу должны решать, кто остается дома с ребенком и как долго, а кто продолжает работать.
– А что, если женщина решит дольше остаться дома?
– Этого себе не может позволить уже ни одна женщина. Обвинение будет чрезмерным. Она превратится в реакционную, старомодную изменницу своего пола.
– «Хен» (hen), личное местоимение среднего рода, стало официальным в шведском лексиконе. Тем самым должны избегать говорить о ребенке «он» (er) или «она» (sie).
– Это жестокое обращение с детьми, к счастью, практикуемое пока лишь в нескольких детских учреждениях. Эта уравниловка игнорирует все научные знания о биологическом развитии детей. У нас колоссальная проблема с юношами подросткового возраста (тинэйджерами). Они уже не справляются самостоятельно со школьными делами, потому что с ними больше не обращаются, как с мальчиками.
– Поэтому шведские школы так пали по сравнению с международным уровнем?
– Не только по этой причине. Проблема и в наших учителях. Их авторитет ничтожен. Дети не считают нужным слушаться их, раз не слушаются и собственных родителей. Как следствие, падение результатов. Согласно исследованию Pisa, шведские школьники лидируют по части прогулов уроков, оскорблений учителей и вандализма. И не забудьте: по части самоуверенности!
– Типично для детей, постоянно находящихся в центре заботы и внимания.
– Да, и эти дети-«пупы Земли», повзрослев, приходят, например, на шведское телевизионное шоу «Идол». Там ищут певческие таланты, которые завтра станут суперзвездами. И вот они приходят туда – и вообще не могут петь. Но они даже не знают этого. Жюри, оправившись от изумления, спрашивает: «Тебе что, никто никогда не говорил, что ты не умеешь петь?»
– Его родители были слишком трусливы?
– Они не хотели травмировать бедное дитя. Так и вырастают дерзкие паршивцы, идущие в мир с совершенно искаженной картиной о собственных способностях.
Фокусировка только на ребенке – не самый лучший метод воспитания в мире. Если бы это было так, наши дети любили бы нас больше, чем кто-либо где-либо кого-либо в мире. Но это не так. Как только мы стареем и дряхлеем, они сдают нас в дом престарелых. В остальных странах семьи живут вместе, потому что родители и в пожилом возрасте еще ценятся. Источник