Глава первая. СРАМ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

Заключительная часть книги, как вы видите из названия, посвящена разного рода трагикомичным, абсурдным и нелепым явлениям жизни нашего общества в 1990-е годы, которые стали прямым следствием развала Советского Союза. Собственно говоря, вся ельцинская эпоха была сплошной чередой народного разочарования, но были, как бы поточнее выразиться, вещи нарочито гротескные, изумлявшие и убивавшие наповал. И ярче всего они проявлялись в непоследовательности, алчности, «демократической» суетливости и странной погони за временем экс-кумиров советского народа. Попадавшие то и дело впросак герои вчерашних дней разочаровывали, лишали веры в будущее и отнимали своими поступками у народа прошлое, ибо были когда-то его воплощением.

О спортсменах мы поговорили в соответствующей главе, теперь предлагаю рассмотреть под историческим микроскопом людей творческого предназначения, властителей и инженеров советских человеческих душ, так сказать.

Когда Андрей Макаревич стал вести на телевидении кулинарную передачу, лично я, без преувеличения, был поражен, сражен и морально раздавлен. Вы уж простите, но никак не мог по моим тогдашним меркам кумир юности, андеграундный мученик КГБ, хиппи и антисоветчик, принародно и добровольно взять в руки поварешку. Нет, конечно, я подозреваю, что даже в дефицитное советское время питался Андрей Вадимович не небесными рок-н-ролльны-ми картошками, а даже, как показывает его «Занимательная наркология», гурманом и сибаритом стал в довольно молодом возрасте ^[30], но, согласитесь, одно дело кухня у кумира дома, а совсем другое — кумир на кухне в телевизоре.

Это спустя несколько лет благодаря СМИ мы узнали, что западные рок-звезды, несмотря на то что дергают струны в рваных джинсах и на словах сплошь хиппи да бессеребреники, оказывается, вполне состоятельные люди и, что важнее, хваткие и циничные бизнесмены, переложившие, впрочем, это нетворческое бремя на менеджеров. Быть может, такой мягкий обман небогатой в своей массе аудитории и полезен для рок-имиджа, не спорю, но мне в начале

1990-х, увидев Макаревича в поварском колпаке, стало не по себе, ей-богу, господа. Лично для меня Макаревич в поварском переднике, наверное, и стал тем последним камушком в той лавине абсурда, которая унесла в тартарары остатки моей веры в разумность всего происходящего вокруг. Ибо не за что стало держаться, господа! Если уж Макаревич и — туда же...

Конечно, виновато в этом было кондовое советское воспитание, ведь именно оно внушало, что Павка Корчагин не может быть одновременно героем и владельцем ресторана, а Штирлиц, конечно, погиб при бомбежках Берлина, а не стал, вернувшись на родину, секретарем обкома. Наивные люди, чего говорить. Ведь мы были лишены золотой возможности лицезреть «простонародное» (взгляните, кто сидит в зале!) паясничание какого-нибудь Галкина, а потом, после концерта, прочесть в «Комсомолке», что на достройку стомиллионного особняка (в долларах, конечно) последнему любовнику пенсионерки Пугачевой не хватает денежек. Треклятая советская власть наделила народ здоровым чувством предубеждения, вместо того чтобы с детства воспитывать равнодушие.

Но, с другой стороны, ведь в то же самое время, когда вся страна узнала о кулинарных талантах Андрея Вадимовича, он, а никто иной, в своей книжке «Все очень просто» посетовал на то, что свежие ветры перемен унесли его зрителя прочь, к «Ласковому маю» и прочей клюкве. С обидой поведал, с болью в сердце, мол, мы боролись-боролись за свободу, а вы, наши фаны и поклонники, перекинулись с серьезной музыки на попсу.

Думаю, это была ваша плата за «Смак», Андрей Вадимович. Справедливая реакция ваших бывших поклонников. Ибо в противном случае получалось, что вы можете одной рукой наигрывать «Свечу», а другой ковыряться ножом на разделочной доске. Так не бывает.

Вообще рок-личности в 1990-х тотально разочаровали. (Повезло только Виктору Цою, погиб до срока, в 1990-м.) Взять хотя бы тот факт, что их стало можно банально купить. Если у кого-то из читателей этой книги есть большие деньги, то он может выписать себе на несколько часов хоть самого Макаревича, называться это будет корпоративная вечеринка, гонорар за нее будет исчисляться десятками тысяч долларов, зато вы сможете, вприкуску с салатом, насладиться «Поворотом». Демократия, матерь божья!

Вадим Самойлов из «Агаты Кристи» будет доказывать вам, что на договорниках все-таки можно блюсти рок-н-рольную честь. Нельзя, Вадим Рудольфович. (Да и не пойму, на кой они вам были нужны, небось не бедные уже были люди.) Нельзя и рыбку съесть, и косточкой не подавиться. Нельзя провести прекрасную «Агату» сквозь жестокие законы шоу-бизнеса 1990-х, не запеть фальцетом и не сесть в самолет под названием «Голосуй или проиграешь», а потом в одночасье продаться Суркову за Общественную палату. Ну, в самом деле, зачем она вам? Или отказать побоялись? Ну, уж не страшнее советской власти господин Сурков, под нее не прогибались, зачем под него-то? Ведь никуда теперь не деться от «Полуостровов»!

Срам творческой интеллигенции открылся миру в конце 1980-х — начале 1990-х, что называется, по полной программе. Известный художник, верующий человек, Никас Сафронов (интервью ниже) в погоне за славой умудрился даже написать икону с голыми девками. Поимел эпатажное внимание у экзальтированной публики, правда, мимоходом убил веру в святое у нормальных людей. Или. Помню сообщившего мне разве что не шепотом приятеля: «А ты знаешь, что Кобзон — мафиози?» Усмехнулся в ответ, а вскоре воспоследовала знаменитая статья Кислинской в «Советской России» о дружбе народного артиста СССР с «вором в законе» Япончиком и бандитом Квантришвили, затем, как в одноактной пьесе, уже все СМИ сообщили, что в гостинице Интурист взорван офис компании «Московит», которая принадлежит Иосифу Давыдовичу Кобзону, потом выдающегося певца арестовали в Израиле, не пустили в США... Успевай только переводить дыхание, несовременный советский обыватель! И ведь не могу сказать, что, подобно Макаревичу, Иосиф Кобзон был моим кумиром. Скорее наоборот. Антикумиром.

Обычным советским приспособленцем, от песен которого тянуло зевать. Но что же тогда получается? Хиппи Макаревич, который, как Кобзон, комсомол не воспевал, в годы демократической анархии ограничивается всего лишь корпоративами да сменой рок-имиджа, в то время как партийный соловей Кобзон оказался по уши в криминале, а в друзьях держит бандита и убийцу, на котором проб негде ставить.

Если вы скажете, что, всерьез задумываясь над такими вещами, у вас не шла кругом голова, уж извините, я вам не поверю. Конечно, шла. Беда в том, что именно тогда и именно потому, чтобы не сойти на досуге с ума, и перестал в массе своей постсоветский народ задумываться. (Спасибо вам, наши кумиры в том числе!) А с недумающим, в каком времени он живет, народом, как известно, справиться, как два пальца обслюнявить. Что говорить, недаром ели свой хлеб сотрудники семидесяти (sic!) советологических институтов в США. В их лабораториях прорабатывались нюансы тайного договора Госдепартамента США с товарищем Ельциным.

Кстати, сами кумиры вовсе не прочь брать на вооружение политику, если им надо оправдаться. Тот же Кобзон, как и скульптор Церетели — тоже присутствующий в этой главе, изуродовавший благодаря дружбе с Лужковым постсоветскую Москву немыслимых размеров поделками (вот дали волю-то!), причины своих проблем с правоохранительными органами, журналистами, общественным мнением объясняет в этой книге тем, что на самом-то деле, мол, мстили не ему, белому и пушистому, а Лужкову, до которого добраться впрямую у врагов руки были коротки. Полноте, Иосиф Давыдович! Только одного вашего рукопожатия с Япончиком довольно, чтобы отныне делить вашу биографию на «до СССР» и после его гибели. К слову, сам Иосиф Давыдович считает, в отличие от Макаревича, разрушение Советского Союза злом, и хорошо, если к такому выводу он пришел не в минуты травли и общественного остракизма, а на основании объективных наблюдений и впечатлений. Хотя в последнее мне, честно говоря, верится с трудом, ибо помнит Россия заливающегося соловьем у Белого дома в августе 1991 года Иосифа Давыдовича Кобзона, новоиспеченного защитника демократии и ее будущую жертву.

Выходит, поделом?

Вопрос, признаюсь, сложный. Конечно, можно снисходительно пожать плечами: сложное время, общий раздрай в умах, занесло мальца творцов не туда, куда надо, так ведь все наладилось, сидят они теперь смирно: один с орденом на лацкане пиджака, другой в Госдуме, про Общественную палату мы уже вспоминали. Так-то оно так. Но, во-первых, прикиньте, если бы, скажем, время сейчас на дворе стояло не стабильное путинское, а демократическое чубайсовское, как бы вели себя наши кумиры? Быть может, сливались бы в общем хоре у стен Кремля по поводу очередной годовщины независимости Московского государства. (Макаревич, кстати, тоже пел в августе 1991-го у Белого дома). Им-то что страна? Пространство для чеса, а он и за границей — в Уральском, например, государстве — чес. Напоминаю, моя книга посвящена последствиям распада Советского Союза, а не анализу творчества уважаемых певцов. А их роль и в разрушении Советского Союза, и в последующих разрушительных уже для российской государственности процессах вполне осязаема.

Косвенно идеологическую ее сторону мы уже рассмотрели, но ведь были у наших героев и вполне антигосударственные, так сказать, дела. Макаревич вместе с «Машиной», например, несколько лет поддерживал Союз правых сил, выступал с концертами в его поддержку и даже, если верить Подгородецко-му, выгнал его прочь из группы по просьбе Чубайса. Правда, сегодня, когда антигосударственная суть СПС нашла официальное подтверждение у власть предержащих, Макаревич от этой партии и ее наследницы шарахнулся как черт от ладана, сидит и аполитично поит пивом Медведева. «Я не занимаюсь политикой», — сказал мне Андрей Вадимович за рамками интервью. Давно ли? Политика отныне вас сама найдет. Даром, что ли, коготок увяз? Как это там у вас? «Он пробовал на прочность этот мир каждый час. Мир оказался сильней». Советский мир.

АНДРЕЙ МАКАРЕВИЧ

Макаревич Андрей Вадимович — певец, поэт, композитор. Родился 11 декабря 1953 г. в Москве. В 1969 году основал группу «Машина времени». В дни ГКЧП выступал перед защитниками Белого дома. Бывший ведущий телепередачи о кухне и пище «Смак». Имеет орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени. Народный артист России.

— Почему у Вас ордена не надеты, Андрей Вадимович?

— Я в них только сплю, а когда просыпаюсь — сразу снимаю.

— В связи с юбилеем рассчитываете на очередную правительственную награду?..

— Я похож на идиота или нет?.. Нет?! Ну, тогда давайте дальше...

— Тысячи моих ровесников вместо уроков разучивали аккорды на гитаре к Вашим песням, учили Ваши и писали свои стихи под влиянием Ваших стихов. Вы несете моральную ответственность за то, что тысячам советских выпускников школ испортили аттестаты и не дали поступить в вуз?

— Нет, конечно. Я, можно сказать, из-за «Битлов» практически вылетел из института. Мне что, сейчас к ним счет предъявлять или моральные претензии? Во-первых, если я и был идиот, то сам. Во-вторых, не жалею ни о чем абсолютно!

— Где Вам в Москве будет памятник стоять?

— Я еще раз задаю вопрос: я похож на самодовольного идиота?

— Нет, конечно! Но вот Кобзону уже стоит же в Донецке.

— Я не Кобзон.

— Хорошо. Высоцкому стоит памятник.

— Я не Высоцкий. Моя фамилия Макаревич. Я не думаю ни о каком памятнике, мне хватает вопросов по жизни.

— Ваша первая книга «Все очень просто» заканчивается на пессимистической ноте, смысл которой в общих словах в том, что, к Вашему разочарованию, на волне гласности и перестройки вместо притока молодежи в ряды поклонников качественного рока немало молодых людей ломилось на концерты «Ласкового мая»...

— Это не самый конец книги, но такой момент в ней действительно есть.

— Это я к тому, что мог бы тот же Джон Леннон вести кулинарную передачу?

— Не знаю. Я абсолютно не могу предположить, чем бы он занимался, дожив до 55 лет. Кроме того, я не проецирую свою жизнь на других людей, даже если они мне сильно симпатичны и интересны. Я — это я, а Леннон — это Леннон. Я не собирался с него писать свою жизнь и никому не советую свою жизнь писать с меня.

— Макаревич со «Смаком» вписывается в свой образ, который был до «Смака»?

— Я терпеть не могу создавать какой-то образ.

Я тот, кто я есть! Всю жизнь я занимался, занимаюсь и буду заниматься тем, что мне интересно, и тем, что я считаю нужным. И мне, извините, безразлично, кто и что на этот счет думает. Все, что я делаю, я делаю исключительно для себя. Если вокруг находится какое-то количество людей, которым это интересно, я счастлив вдвойне.

— То есть и в данном случае Вы не несете моральной ответственности перед поклонниками за свое творчество? Я, к примеру, был несколько разочарован, увидев Вас в «Смаке»...

— Я несу ответственность за свое творчество, но не за своих поклонников. Как я могу нести ответственность за вас?! Творчество и поклонники — это разные вещи: субъект и объект. И не надо подменять одно другим! Я отвечаю за качество того, что я делаю, перед самим собой. Один будет с моей песней молиться, а другой с этой же песней бабушку убьет. Я не собираюсь вам нравиться, разочаровались — это ваша проблема. Я не собираюсь всю жизнь жить в соответствии с вашими представлениями о том, какой я, по-вашему, должен быть. Тем более я не имею ни малейшего представления о том, что вы обо мне в этот момент думаете. Вот и все! Более того, я считаю, что «Смак» — это мой самый рок-н-ролльный поступок, потому что рок-н-ролл предполагает свободу. И я поступил абсолютно свободно, так, как хотел! Люди с седыми прядями, боящиеся вылезти из своей косухи, вызывают у меня сожаление — нельзя цепляться за образ тридцатилетней давности ноготками. Они все равно не похожи на двадцатилетних и выглядят при этом жалко.

— Удовольствие от прослушанной в советское время песни на затертой пленке было больше, чем сейчас, в эпоху изобилия музыкальной техники? Обилие не девальвирует удовольствие?

— Сейчас мне ровно такое же удовольствие доставляет делать какую-то новую песню, как и тогда. Как только мне надоест играть на гитаре, я прекращу это делать. А то, что сейчас легче достать мою запись, чем 35 лет назад, — это я понимаю. Но это вам добавляло дополнительной сладости. Я же не специально создавал трудности, через которые вы доставали наши подпольные записи... Наоборот! Я мечтал, чтобы наши пластинки продавались в магазинах! Вот мечты и осуществились. А оказалось, что вам было интереснее биться за пленки, чем само содержимое пленок.

— Не согласен!.. К тому же Вы сами писали, что если считать популярностью количество буйнопомешанных поклонников вокруг группы «Машина времени», то пик популярности у Вас пришелся на начало 1980-х.

— Согласен. Но в тот момент случилась сенсация, которую никто не ждал: «Машину времени» вдруг пустили на стадионы и во дворцы спорта. С ее репертуаром, а не с песнями советских композиторов! Поэтому девять десятых молодежи от этого обалдело, а одна десятая стала кричать, что «Машина времени» продалась. Правда, неизвестно кому и неизвестно за что. «Они играли в подполье, а теперь выступают на советской сцене!..»

— Вы имеете в виду Росконцерт? Ну и что?

— А мы в Росконцерт в 1980 году и попали. И я тоже говорил: «Ну и что?» Но крику было масса! А потом, когда за нами другие команды пошли, крики как-то поутихли. Мы всю жизнь брали на себя первые удары. Меня это не удивляет — так получалось. Поэтому мы всегда очень спокойно относились ко всяким экстремальным реакциям на свои поступки, включая «Смак» и прочее.

— Давайте про Ваши книги... Аннотация на «Занимательную наркологию»: «Алкоголь... Курение... Наркотики... Что заставляет человека искать все новые способы расслабления? О своем опыте, хотя он, по словам автора, «небогат и крайне субъективен», рассказывает легендарный музыкант Андрей Макаревич».

— Ну... с сильным перекосом! Потому что процентов на девяносто там речь идет об алкогольных напитках. Я пробовал все что угодно, но это никогда не было главной составляющей моей жизни. Кстати, и алкоголь, и никотин — это тоже наркотики, причем не самого лучшего пошиба по всем категориям. Просто алкоголь официально разрешен, но это совершенно не меняет его качеств. А поскольку, в силу советских обстоятельств, с этим прошла молодость и юность, то здесь есть чем поделиться и что вспомнить. Кстати, в конце ноября «Занимательная наркология» выходит в дополненном и расширенном издании. И будет она называться теперь «Мужские напитки». Это красивая, со знанием истории и хорошим юмором оформленная книга, такого же формата, как моя «Мужская кулинария». Так что их можно будет поставить рядом на полку.

— Жизнь, условно говоря, малосоциальной «Синей птицы» долгосрочней, чем, к примеру, исполненной гражданского пафоса «Родины-уродины» Шевчука?

— Не знаю... Во-первых, зачем сравнивать вещи, которые совершенно не сравнимы? Зачем? Вы сравнивайте песню Шевчука с другой песней Шевчука. Тогда будет понятно, что у него получилось лучше, а что хуже. Почему вы Шевчука с Пахмутовой не сравниваете? С Полом Маккартни? Делать, что ли, нечего?.. Зачем?

ИОСИФ КОБЗОН

Кобзон Иосиф Давыдович — советский и российский эстрадный певец, народный артист СССР. Родился в 1937 г. в Часов Яре, Украина. Депутат Государственной думы РФ. Член правления Федерации еврейских общин России. Почетный гражданин 28 городов.

— В 1994 году Всемирная лига евреев признала Вас лучшим евреем мира.

— И что? У них надо спросить.

— За что? Вы, наверное, спрашивали или догадываетесь... Ведь не просто так?

— Ну, я так думаю, я так предполагаю, что достаточно широко пронес, так сказать, еврейскую фамилию и еврейское имя. Я никогда не менял ни имя, ни фамилию и никогда не скрывал своего еврейского происхождения. Я думаю, за это. За то, что проявлял мужество...

— ...не брать псевдоним, грубо говоря?

— Не только это... Но, во всяком случае, я не был никогда в антисионистском комитете. Что тоже важно, потому что я был против этой идеологии... Сион — это звезда еврейская. Если был бы комитет по борьбе с израильской агрессией — это один комитет. А когда борьба с еврейством — это не для меня. Я не религиозный человек, я не хожу в синагогу. То есть я прихожу иногда в синагогу...

— Вы — не верующий?

— Я — верующий, но не религиозный, я бы так сказал. Я хожу в храм православный... Мне больше всего нравятся православные храмы. Я ощущаю какое-то отдохновение. У меня два крестных ребенка, хотя я никогда не крестился и не положено неправославному, некрещеному человеку крестить ребенка, но... так уж сделали исключение для меня. Я награжден многими церковными орденами. И православными, и буддийскими... Но, еще раз повторяю, я не религиозный, но уважающий веру.

— Иосиф Давыдович, в принципе, прошло уже много лет... пятнадцать лет. Помните, возникала тема о связях...

— ...с русской мафией?

— Ну да. У меня, знаете, общий вопрос... Дружить можно с кем угодно. Тогда, может быть, это было в диковинку людям...

— ...для меня никогда не было в диковинку.

— У меня более пространный вопрос: что общего Вы находили в общении с этими людьми? Что Вам было интересно?

— Мне был интересен человек. Такой вопрос мне задавал мой сын. Когда, скажем, у меня за столом сидел министр обороны...

— ...ну вот! Вы же могли и с Дмитрием Лихачевым, и с любым министром общаться.

— Я мог и общался. А что вызвало недовольство в обществе и дало основание потом пресловутому окружению Ельцина посылать кляузные файлы в Соединенные Штаты, куда я уже 15 лет не езжу...

— ...из-за Иванькова?

— Нет, не из-за Иванькова, а из-за Отария Квантришвили. А потом прибавили и Иванькова. Но это личности! Знаете, и тот, и другой — личности! Я бы ни в коем случае не подал бы руки уголовникам, которых я знаю. Хотя есть оступившиеся люди, а есть профессиональные уголовники. Это разные совершенно понятия. Но, например, Иваньков, которого вы назвали, — очень интересная личность. Очень! Я помню, когда в Нью-Йорке — я много раз был в Америке до 1994 года — Вайнберг, хозяин «Нового русского слова», умолял меня представить его Иванькову

Вячеславу Кирилловичу, которого я тогда еще не знал и который тогда там находился, в Америке. Для беседы. И на Брайтоне я разыскал Вячеслава Кирилловича, познакомился с ним и предложил такую встречу. Он от нее не отказался. После чего Вайнберг сказал: «Господи! Я вообще-то думал, что он неординарный человек, но что настолько интересный — я не предполагал». Человек, который знает наизусть Есенина, Блока. Человек, который рассказывал, как он провел эти тюремные годы. Это действительно очень интересная личность, с характером хорошим. Я не говорю уже об Отари Квантришвили, с которым создавали ассоциацию по оказанию помощи спортсменам... Действительно! Страна аплодирует нашим спортсменам, восхищается... Вот стали мы опять чемпионами мира по хоккею. А почему в нынешнем составе чемпионов мира 14 человек из состава сборной прошлого года? А почему не сказали, где остальные? Какова судьба остальных? Почему их не взяли? Потеряли ли они форму. Спились ли. Ушли ли...

— Вы что-нибудь знаете о них?

— Вот мы об этом заботились. О семье Боброва. Заботились о семье Яшина. С Отарием Квантришвили. У него четверо детей — два сына и две дочери. И его безжалостно расстреляли. Притом его не уголовники расстреляли. То, что он мешал, так сказать, создавая партию спортсменов, мешал режиму, — это однозначно.

— Говорили, что он что-то плохое сказал о Рушайло и его убили?

— Да, совершенно верно.

— Из-за этого?

— И Рушайло, кстати, отправил на меня компромат в Америку.

— Вы еще тогда говорили, что и для Вас киллера нанимали? Это все реально было?

— Все это реально было...

— Я перечитал недавно Ваше интервью того времени с Карауловым... Помните? Он говорит, что все это вокруг Вас возникло потому, что Вы пошли в бизнес с нефтью, с «мигами»... Нет?

— Во-первых, нефтяного бизнеса у меня никогда не было. Был бизнес — концертно-зрелищная дирекция «Москва». А потом — акционерное общество «Московит». Занимались бизнесом, да...

— Из-за этого давление на Вас было? Вы же и раньше общались, с кем хотели...

— Потому что я был в окружении Юрия Михайловича Лужкова. Они боролись с Лужковым, но очень сложно было бороться с мэром, а вот с окружением его... Ведь в Америке вышла статья: «Царь русской мафии певец Кобзон, в банду которого входит мэр Москвы Лужков, замминистра обороны Громов, банкир Гусинский и другие...» Я сказал, что я готов быть таким царем-предводителем такой банды. Время такое было. Пресса заказная делала то, что ей говорили из Кремля.

Я по сей день рассчитываю... Вот Примаков вел переговоры с Олбрайт, Иванов Игорь Сергеевич вел переговоры с Колином Пауэлом... Я рассчитываю, что сейчас министр иностранных дел — после того как пленарное заседание Госдумы приняло решение защитить честь и достоинство депутата Кобзона — Сергей Викторович Лавров с новым госсекретарем Хилари Клинтон будет разговаривать. Я готов поехать в Америку, встать перед судом и, так сказать, ответить на все вопросы. Если там есть эти вопросы.

— Вы даже в суд на Госдепартамент США подавали.

— Полтора года я судился. Адвокаты сказали: здесь искать нечего, все концы в России. Я собрал все данные по запросу Думы всех ведомств... Они не могут доказать... Они даже не открывают файл. Они даже не говорят, что в файле. И когда я в Страсбург обратился, у меня не приняли документы. Сказали: Америка вас не обвиняет, она вас подозревает. А подозревать они могут любого гражданина и не выдавать ему визу. Но они подозревают не только меня, но и мою жену и моих детей. Они никого не пускают. Ну и ничего, тем не менее... Я стал почетным гражданином Москвы. Самое высокое звание, которое получил в жизни.

Москва, май 2009 г.

ЗУРАБ ЦЕРЕТЕЛИ

Церетели Зураб Константинович — российский художник и скульптор. Родился 4 января 1934 г. в Тифлисе (ныне Тбилиси). Народный художник СССР. Президент Российской академии художеств. Автор столичных памятников Российско-грузинской дружбе, Петру I и многих других.

— Не так давно Вы заявили о своем желании создать нечто более высокое, нежели Эйфелева башня: «Высота Эйфелевой башни 300 метров, а это будет 400-метровой высоты». И Петр I, и Центральный монумент Победы в Москве тоже далеко не самые Ваши маленькие памятники, Зураб Константинович. Как Вы относитесь к обвинениям в гигантомании?

— ... Мы с вами сейчас пойдем в музей, и вы увидите, что там достаточно моих скульптур маленького размера. Размер произведения искусства я не выдумываю просто так, его мне диктует архитектура и пространство местности. Масштаб какой-то конкретной скульптуры или памятника вырабатывают архитектурные институты, создается макет, а потом я уже получаю заказ на эту работу. То есть в одном месте памятник должен быть одной высоты, а в другом месте схожий памятник может быть уже иного размера. Возьмите, к примеру, мой памятник жертвам теракта в Беслане, который стоит в Москве. Он что — большой?

Обвинения меня в гигантомании были специально инспирированы группой людей, чтобы дискредитировать в моем лице представителей высшего политического руководства, которые одобрили ряд моих проектов. Так что все это смешно! Я даже считаю, что эти люди создали мне определенную рекламу. Кстати, многие из простых людей, задействованных в нападках на меня, пишут мне письма с извинениями. Многим из них давали деньги за то, чтобы они подписывали письма протеста против моего творчества в Москве. Ко мне потом приходили родители студентов архитектурного института и рассказывали, что их детям давали деньги, чтобы они выходили на митинги протеста против установки моего памятника Петру. Мой Христофор Колумб гораздо выше московского Петра — я на днях улетаю в Пуэрто-Рико устанавливать этот 126-метровый памятник в океане. По идее, Колумб должен был стоять уже давно, но помешала как раз эта кампания в России против меня. Американцы — они же в этом смысле, как дети — на время заморозили установку. Сейчас просят возобновить. Кстати, на создание больших скульптур уходит гораздо больше времени и нервов, создание их — процесс очень тяжелый...

— ...в котором не последнюю роль играет, очевидно, государство. Насколько велика зависимость творца от власть предержащих? Вы, один из самых удачливых и востребованных скульпторов современности, сами пришли к правителям или они Вас нашли?

— Я приведу вам пример... Когда я жил в Тбилиси, главный архитектор города попросил меня принять участие в планировании строительства детского кинотеатра. Я сделал эскиз, в котором отразил близкую к детской пластику. Этот эскиз висел в кабинете главного архитектора до тех пор, пока из столицы не приехал заместитель главного архитектора Москвы Мдоянц. И как мне потом рассказали, Мдо-янц, увидев мой эскиз, поехал к Посохину — они строили тогда объекты в Пицунде, — говорит ему: «Я нашел художника, которого мы ищем — он мыслит монументально». Меня приглашает к себе Посохин и говорит: «Видите, у нас все здания получаются одинаковые. Если у вас родится идея, как можно придать им индивидуальность, — дайте мне, пожалуйста, знать».

Я начал размышлять... И знаете, что мне помогло? То, что в свое время я изучал этнографию и археологию. Первым моим местом работы был тбилисский Институт истории, этнографии и археологии, в котором я проработал 7 лет. Мое творческое мышление было сформировано таким образом, что я начал с того, что изучил эпоху, когда возникла Пицунда. Так я наткнулся на идею использовать мозаику: выяснил, что в свое время в Пицунде были известнейшие в тех краях красиво оформленные бани... Корпуса домов я тоже назвал нестандартно: «Колхида», «Амра»... Семь корпусов — семь оригинальных названий.

Все эти свои задумки я вынес на обсуждение в Моспроект, куда представили свои проекты по этим объектам и другие молодые художники. Выиграл конкурс. Так было сформировано и впервые воплощено в жизнь мое творческое мышление — синтез монументальной архитектуры и искусства. В Пицунду часто приезжало высшее руководство страны. Там были их госдачи. Косыгин нередко даже проводил в Пицунде выездные правительственные заседания. Там заседало и ВЦСПС (аббревиатура названия центральной профсоюзной организации в СССР. — Прим. авт.). Естественно, они могли видеть мою работу. Только я закончил работу в Пицунде, сверху поступило распоряжение направить меня в Адлер, участвовать в строительстве детского городка. Потом меня приглашали работать в Сочи, Мисхор, Хосту...

— Недоброжелателей на этом пути хватало?

— Позже, когда я уже работал в Ульяновске. Там был огромнейший бассейн в виде отражения от огромнейшего здания гостиницы «Венец». Что я мог сделать с этим бассейном? Конечно же, создать на его дне «морской мир». И вот тогда я вдруг почувствовал, что против меня начинаются какие-то интриги. Я закончил работу, все почистил и улетел домой. Вскоре меня вызывают в ЦК к Шауро (в то время завотделом культуры ЦК КПСС. — Прим. авт.). Захожу в кабинет. Рядом с Шауро сидит человек из Ульяновска и зло на меня смотрит. Потом он напал на меня: «Как можно было в ленинском городе сделать каких-то рыбок, какое-то морское дно!» Я испугался и спрашиваю: «А что я, по-вашему, должен был там изобразить?» — «Как что?! Революцию! Ленина!» Я вдумываюсь в его слова: «Как это — Ленина под водой в бассейне?»

Шауро моментально встал со своего места, пожал мне руку, проводил до дверей. Вот так бывало. (Смеется.) Это была другая эпоха. Эти люди просто не представляли себе свободную пластику, свободный цвет... И в этом не их вина, виноваты чиновники, не разбиравшиеся в искусстве. Они мыслили исключительно политически. Однако в СССР было много хорошего. Развивалась монументальность, было много ярких художников... Возьмем президента Академии художеств Томского, Вучетича, Кербеля — это были гиганты. Мощнейшая школа!

Сразу после этого разговора мне поручили оформление советского посольства в Бразилии. По окончании работ меня пригласил Громыко (в то время министр иностранных дел СССР. — Прим. авт.). Благодарил. И приказал назначить меня главным художником МИДа. Вскоре я получил звание народного художника СССР. После этого я работал над посольствами СССР в Португалии, Сирии... В посольстве СССР в Вашингтоне я делал огромное панно с историческими видами Москвы. Опять же, мне сильно помогало то, что я когда-то изучал этнографию. Представительство в Нью-Йорке оформлял тоже я. Будете там, посмотрите мои витражи.

Что мне помогало? То, что дали мне мои учителя. Предмет по конституционному праву нам в школе читала Вера Лордкипанидзе. Сейчас она ушла из жизни. Мы не пропускали ни одного ее урока. Почему? Потому что, прочитав нам пять минут для порядка лекцию непосредственно по теме урока, она переходила к истории России и Грузии. Откуда я знал в советское время так много о русских царях? Из ее уроков. Мы слушали, но, конечно, думали, что то, что она рассказывает — так и нужно по учебной программе. И только позже я понял, что происходило на самом деле. Ведь тогда нельзя было и слова сказать о Елизавете, о Екатерине, мало что знали даже о Петре. Мои домашние мне очень помогали, которые были художниками: мама, дядя... Все! Больше никто. Я работал, трудился... Все произошло как-то само собой.

— Вас, насколько я помню, упрекали когда-то еще и в монополизации монументальных проектов в столице, Зураб Константинович. Как реагируете на эти упреки?

— ...Вы не можете себе представить, как мы дружим сейчас с теми, кто писал эти вещи, и как они извиняются передо мной, когда бывают у меня в мастерской. Все нападки подобного рода на мою творческую деятельность на меня не действуют. Я давно знаю, что я делаю правильно, а чего делать не стоит.

Моя мудрейшая бабушка процитировала мне как-то в детстве слова из Библии: «Если тебя ударили по правой щеке, подставь левую». Мы гуляли с ней в лесу, я был еще маленький и не мог тогда понять всей глубины этого выражения. Теперь же оно стало для меня одним из главных принципов, которыми я руководствуюсь в жизни.

Москва, июль 2010 г.

НИКАС САФРОНОВ

Сафронов Никас Степанович — российский художник. Родился 8 апреля 1956 г. в Ульяновске. Действительный член Российской академии искусств. Написал портреты множества известных людей в России и за рубежом. Имеет орден «Во имя России».

— Насколько далеко можно заходить в экспериментах в живописи. Вы, верующий человек, в начале восьмидесятых сделали три картины в коллажной технике — в истертые временем иконы, наряду с едва сохранившимися ликами святых, ввели элементы полуобнаженного женского тела... Не было ли это кощунством?

— Я позже покаялся в этом, построил храм, построил часовню, помогаю всему, что связано с православием, но вот тогда было какое-то чувство, что надо сделать эту работу. Я был молод. И у меня было базаровское восприятие мира, поиск Бога... но было ли это кощунством? Дело в том, что я тогда отчетливо видел, что творится с русской культурой: русские люди сжигают иконы, выбрасывают их, используют для каких-то подставок под бочки с солеными огурцами... Меня это возмутило, а сам я тогда собирал иконы. Я сделал те три работы, о которых вы сказали — конечно, как я сейчас вижу, заблуждался, считая, что таким образом смогу привлечь внимание к этой проблеме, заставить людей понять, что они творят со своей культурой. И это задело кого-то, хотя я и покаялся уже давно, но вместе с тем этот эпизод мне все время вменяют в вину. Есть и еще один момент. В то время я, как и многие мои коллеги, полагал, что иконы — это часть общей культуры человечества, а не предмет культа, поэтому и использовал их, исходя из такого понимания ситуации. Разумеется, сегодня я так не считаю.

— Мир высокой живописи — одновременно и мир больших денег. Л где большие деньги, всегда, как известно, жесткая конкуренция. Каковы правила игры внутри Вашего корпоративного круга, да и есть ли они?

— Кое-что я могу рассказать. Сегодня историю искусства в мире решают около ста человек. Они диктуют правила, о которых вы спрашиваете. Приведу пример. На передаче Александра Гордона я поспорил с Ольгой Свибловой, которая занимается старинной фотографией, что мои работы в течение ближайших пяти лет будут во всех музеях мира. Гордон обвинил меня тогда в том, что моих работ якобы нет в Эрмитаже. Сразу после передачи мне перезвонила мой секретарь и уточнила, что у нас существует официальное письмо Пиотровского, где он благодарит меня за мои работы, сделанные специально для Эрмитажа. И есть каталог Эрмитажа, где представлены эти мои четыре работы.

Спустя какое-то время после эфира некий Каменский, который представляет «Сотбис» и «Кристис» от России и стран СНГ в Англии — решает, что туда попадет, а что нет, — вдруг заявляет: «Я сделаю все, чтобы Никас не попал на аукцион в Лондон!» И знаете, почему? Потому что те, с кем я спорил, оказались его друзьями. Получается, не дружишь с ними — будь ты хоть Сальвадором Дали, не попадешь никогда! Та же Свиблова сегодня занимается фотографией, хотя раньше занималась продажей живописи. Почему? Потому что ее вытеснили с этого денежного рынка! В этом мире очень жестокие правила. Я могу быть гениальней Леонардо да Винчи... все равно не пустят: у них там свои интересы. Помните, когда лейтенанта спрашивают: «Хотите стать генералом?» Он отвечает: «Нет, у каждого генерала есть свои дети». Так приблизительно и получается...

— ...что некий Никас из Ульяновска...

— ...который не входит к тому же ни в одну их группировку, вдруг начнет продаваться и деньги, которые они могли бы получить за пятый или восьмой «черный квадрат», вдруг пойдут ему. Понимаете? И дело не в том, что я плохой. Если мои картины покупают люди, которые даже не знают меня, в Америке, в Англии, в Италии за 40—50 тысяч евро — это о чем-то говорит? Значит, я знаю, как и что надо писать, чтобы мое искусство было востребованным. Приведу вам забавный пример. Как-то в Лондоне я решил купить плакаты. Выбрал три плаката из пятисот представленных в рекламе. А продавец мне отвечает: «Как раз этих трех и нет. Их раскупили. Есть другие...» В данном случае мой выбор говорит о том, что я знаю, что нравится людям. Иногда я сталкиваюсь с шокирующим натурализмом, где художники рисуют, скажем, кишки, разорванные тела, по которым ползут черви... Такие вещи мне откровенно не нравятся. Если хочешь показать страдания — нарисуй лучше плачущего ангела на развалинах. Ведь плачущий ангел не менее печален. Или. Меня иногда просят нарисовать что-то, связанное с нефтью. Несут мне фотографии нефтяников, нефтяные вышки, а я рисую некое странное водное чудовище, выходящее из воды в виде фонтана.

— Вы упомянули портреты президентов, которые Вам довелось писать. Насколько я знаю, аж 26 штук. Злые языки утверждают, что если бы Вы с четверть века назад не ступили на эту «президентскую» стезю, то не видать, мол, Вам Вашей сегодняшней славы и денег. Так ли это?

— Это не так. Во всяком случае, не совсем так. В 1984 году я приехал из Вильнюса в Москву, участвовать в одной эротической выставке в Японии. Я сказал, что я не эротический художник, на что мне возразили: «Но у тебя же есть обнаженные девушки!» Я ответил: «Они есть у всех художников. Это же студенчество, натура, тело...» — «Вот и дай их». Я чуть-чуть доработал и дал. Потом эти работы попали в Италию, в Канаду, в Париж... Спустя несколько лет я уже работал в Италии совсем в другой технике, тема обнаженного тела уже была мне неинтересна. Но тем не менее в 1990 году во Франции выпустили книгу «Ведущие эротические художники мира», куда вошли и мои работы. Вот так я и попал в ведущие эротические художники мира, хотя я к эротике не имею никакого отношения до сих пор. Иногда я использую в картине обнаженное тело, но это не эротика. Это, скорее, философия. Когда я ехал писать президента Алиева, я был уверен, что он обо мне уже все знал как о художнике. Ельцин был чуть позже... Так что «президентская» стезя не имела решающего значения. Любому хорошему художнику могут предложить выполнить подобные работы. У меня это произошло само собой. Это не значит, что один президент сознательно «передавал» меня другому, хотя позже эффект цепной реакции присутствовал. Я думаю, что «президентское» направление в моей живописи лишь один из факторов моего общего успеха. Как-то, тоже случайно, написал президента Эквадора, этот портрет у него увидел президент Перу — тоже захотел, да еще и рассказал обо мне бразильскому президенту. Тот тоже выразил желание попозировать мне.

Кто такие президенты? Как мне часто пытаются внушить: неискушенные в искусстве люди, вокруг которых тоже сидят ограниченные искусствоведы и помощники. Это глупость! Да, некоторые президенты не всегда хорошо разбираются в искусстве, но их окружение?.. То есть окружение, к примеру, говорит: «Ваш портрет на вас не похож!» И что — он после этого будет мне платить? За счет чего же я тогда живу? Может, президенты и не очень искушены в искусстве, но их окружение уж точно следит за их уровнем в искусстве. Если Мадонна заказывает портрет мне, значит, разбирающиеся в искусстве люди подпускают ее только к конкретному художнику. Искушенное окружение решает ее пиар, ее «подъем».

— Есть мнение, что «...для того, чтобы получить эти заказы, надо бывать в тех местах, где бывают твои потенциальные заказчики: знакомиться и флиртовать с красивыми женщинами, общаться и заводить дружбу с мировыми знаменитостями. Никас по этому «предмету» — «отличник»: сам знаменитый светский лев, завсегдатай всех многих модных тусовок. Он также дружит со многими «сильными мира сего»... Про Вас?

— Это не про меня. Обстоятельства действительно вынуждают меня появляться на разных светских мероприятиях, потому что зачастую люди, устраивающие мероприятия, являются моими друзьями. Кроме того, на таких светских раутах также легче встретиться и со старыми знакомыми, которых редко видишь, а также дать интервью и, может быть, договориться о новом заказе. Но я никогда ни за кем не ухаживал ради выгоды. Никто никогда не скажет, что вот эта женщина помогла мне в карьере. Я никогда не следовал правилам: если будешь с кем-то жить или с кем-то дружить, вот тогда ты чего-то добьешься. Наоборот, я всегда был против этого. Мало кто знает, с кем я живу, какая у меня девушка. И никогда я не буду встречаться с кем-то из-за того, что это нужно — мне это в первую очередь лень, это моя жизнь, и мне жалко ее распылять на глупости. Я как-то давно коротко общался с Лолитой Миляв-ской, сразу скажу, что у нас чисто приятельские отношения... И вот до этого времени я только и слышал: Никас, извини, мне нужно бежать на чей-то день рождения — там будет нужный человек; потом опять: мне надо ехать на такие-то крестины — там будет полезный человек... У нее большая часть жизни уходит на то, чтобы кому-то нужному позвонить, с кем-то нужным встретиться. Я — ленивый, из-за этого иногда теряю отношения.

Если бы я сегодня занимался тем, что вы мне процитировали, вы бы у меня никогда не взяли интервью. До меня попросту было бы невозможно добраться. Я бы где-нибудь с Мадонной попивал коктейль. А я даже не выучил английский — из-за занятости и лени, хотя мог бы отложить на время искусство в сторону и выучить его. И, кстати, владение именно английским принесло бы мне море дивидендов: я бы мог резать полоски на холсте или капать на него пятна, подписывать «Никас Сафронов», и мир бы рукоплескал мне, а я бы получал миллионы. И все это — если бы я знал английский и хотел бы реализовать такого рода планы в жизнь. Нет проблем! Я хорошо знаком со многими сильными мира сего... но я никогда не углублялся в дружбу с ними, не стремился быть там, где они. Мне предлагают полететь на форум в Давос, где будут все они, но я мучаюсь ремонтом в квартире, недосыпая, все время работаю и получаю от этого больше удовольствия, чем от присутствия на престижном форуме. Мое хобби — моя работа, мое призвание. Поэтому, как говорил Сенека, я никогда не искал друзей в форуме и в сенате. Мне вот интересно с вами: комфортно, уютно... Люди разные, и я ищу только тех, кто мне близок по духу. Многие состоявшиеся люди капризны, и подстраиваться под них — не моя участь. Этого не обидь, этому угоди, тот реагирует на эти слова, а этот на те... С ума можно сойти! Я дружу с теми, кто мне действительно приятен: Виктор Мережко, Дроздов Николай Николаевич, Толя Трушкин... вот с ними мне уютно.

— О Вас, как, впрочем, и о любом знаменитом человеке, ходит масса слухов и легенд... Пишут, например, что Вы — в одном лице князь и граф.

— Некое российское дворянское общество пожаловало мне в 90-х годах эти титулы. Это, конечно, смешно — титул князя может дать только царь. Даже великая княгиня Мария Владимировна не имеет права давать такой титул.

Москва, июль 2010 г.

ВАДИМ САМОЙЛОВ

Самойлов Вадим Рудольфович - лидер рок-группы «Агата Кристи». Родился 3 октября 19Й г. в Свердловске. С 2007 г. — член Общественной палаты. Записал два музыкальных альбома «Полуострова» на стихи замглавы Администрации президента России Владислава Суркова.

— В Советском Союзе почему-то считалось, что советская власть мешает конвертации отечественного рока на Запад. Но нет давно СССР, а воз и ныне там. Не помогла ни тотальная свобода 1990-х, ни деньги... Значит, дело было не в плохой власти. А в чем?

— Эти вещи нельзя обсуждать в отрыве от интеграции национальных культур. В принципе, это скорее геополитический вопрос. Хотя, конечно, в причинах того, почему русский рок не нужен на Западе, есть и культурологическое объяснение. Истории рок-музыки около шестидесяти лет, а истории культур разных стран гораздо больше. Быть может, в шотландских напевах и переливах русских духовых инструментов что-то общее и есть, но национальная энергетика этих стран разная. Поэтому пока в мире главенствует англосаксонское восприятие рок-музыки и ее тенденции, всем остальным приходится двигаться в этом фарватере. Для меня успехом русского рока будет служить тот факт, когда на Западе выступление русскоязычной группы воспримут на том же уровне, что и выступления собственных групп. Пока такой феномен невозможен по целому комплексу исторических, культурных и других причин, о которых я сказал.

— Но есть же наши исполнители, которые отлично знают английский язык. Почему они таким образом не внесли свою лепту в мировой рок?

— Если бы «Агата Кристи» родилась в Лондоне, то мы бы, думаю, имели бы там, условно выражаясь, сатисфакцию. Я имею в виду, что сама модель исполнителя и сочинителя одинакова и у нас, и на Западе. Поэтому творческую идею, зародившуюся в русской культуре, в принципе, вполне возможно переформатировать и предложить западному слушателю. Самый больной вопрос — в адекватности перевода текстов, в произношении артиста, отчасти в его желании «ломать» себя. Большинству тех, кто состоялся в отечественном роке, заниматься этим переформатированием попросту лень.

— В советское время рок-музыканты были более консолидированы, чем сегодня. Что случилось с рок-сообществом в 1990-е?

— Сегодня этот термин потерял свою актуальность. Он имел смысл тогда, когда рок-группы находились на полулегальном или нелегальном положении. У их представителей тогда была общая жизненная платформа, они интуитивно собирались вместе и существовали таким вот «общим котлом». А после того, как группы смогли выступать без литовок (в советское время официальный документ, дающий разрешение на выступление с той или иной песней. — Прим. авт.), у каждого началась своя судьба. И это нормально.

— Вы упомянули об артистах, «балующих элиту». «Агата Кристи» выступала на корпоративах? Нет ли в корпоративах унизительного момента для артиста?

— Да, мы иногда выступали. Не так часто, конечно, как наши поп-звезды. Наша музыка все-таки достаточно специфична: под нас особо не попляшешь, не попьешь. Культура «заказников» началась в середине 1990-х. Нас же стали приглашать на подобные мероприятия последние пару-тройку лет. Причем, как правило, это нас зовут наши же фанаты, ставшие состоятельными людьми, которые нас очень любят и понимают. То есть нас приглашают не в общей череде артистов, а именно для того, чтобы послушать «Агату Кристи». Но есть артисты, которые живут только за счет корпоративов. Унизительно ли выступать на корпоративах? Все зависит от обстоятельств. Когда, к примеру, мы выступаем во Дворце культуры и пьяное быдло с самого начала концерта орет: «Давай «Тайгу»!» — меня такая ситуация тоже раздражает. Поэтому нельзя говорить, что корпоративы плохо, а концерты хорошо. Но, по большому счету, для «Агаты Кристи» корпоративы, конечно же, тоже достаточно дискомфортная вещь. Приходится подстраиваться под ситуации... Хамства мы на себе не ощущали никогда, а вот коллеги попадали и в тяжелые ситуации... В какой-то момент, конечно, можно всегда прекратить выступление и уйти — речь, в конце концов, идет о чувстве собственного достоинства.

— Постсоветский шоу-бизнес — жестокая вещь?

— Очень жестокая. Но «Агата Кристи» в шоу-бизнесе в полной мере ведь и не присутствовала. Нужно понимать, что такое артист... В классическом варианте этого понятия — это менестрель, который стоял на городских площадях тысячу лет назад. Был непосредственный, прямой и без посредников, контакт со зрителями. Потом стали развиваться технологии. Появились пластинки, звукозаписывающие студии. Дистанция от артиста до зрителя все увеличивается и увеличивается. То есть шоу-бизнес — это система реализации продукта под названием «артист». Другое дело, что шоу-бизнес научился проводить маркетинговые исследования и выдавать даже сугубо сезонный продукт. Шоу-бизнес — жесткая форма творческой реализации. Туда должны идти люди, которые отдают себе в этом отчет. А люди, которые искренне достают что-то из своей души в надежде растормошить сердца людей, а потом попадают в эту мясорубку... вряд ли в шоу-бизнесе выживают.

— Вас иногда упрекают, что в содержаниях песен «Агаты Кристи» присутствует некое «воспевание» наркотической темы. Что можете сказать по этому поводу?

— Это связано с двумя вещами. Первая. В пору, когда песня «Опиум» была популярной, в России действительно, к сожалению, был наркотический бум. Но мы никогда сознательно не занимались пропагандой наркотиков. Однако порой дело доходило до смешного. К примеру, песня «Ковер-вертолет» — о маме и посвящается маме. Но вот слова «ковер-вертолет» кое-кто умудрился ассоциировать с наркотическими галлюцинациями, и песню обвинили в пропаганде наркотиков. Разве не абсурд? Сегодня только ленивый не поет про траву или нечто в этом духе, причем поют звезды поп-музыки и делают это сознательно: это чуть-чуть фривольно и щекочет нервы слушателю. У нас, я считаю, руки чисты в этом смысле. По воле случая, мы просто первые об этом спели. Мы были молодыми и мало задумывались, что наши тексты так отразятся на нашем имидже.

Москва, июль 2009 г.

Глава вторая. И СМЕХ, И ГРЕХ БЕЗ СССР. РЕКЛАМНЫЕ ПАУЗЫ. РЕЙДЕРЫ В РЯСАХ

Ельцин любил смешить народ. Однажды он решил насмешить его настолько сильно, что посадил вместо себя в телевизор сатирика Задорнова — поздравлять страну с наступающим Новым годом. Так на исходе 1991 года началась эпоха президента Ельцина. В последующие годы Ельцин станет настоящим посмешищем. (Сам ведь хотел.) Станет плясать, как дрессированный медведь, дирижируя немецким военным оркестром, во время позорного вывода российских войск из Германии. Щипать за мягкие места кремлевских секретарш во время официальных мероприятий. А президента США Клинтона и вовсе доведет до колик шутками, которые, к вящему разочарованию отечественного телезрителя, останутся за кадром. (Надеюсь, речь там все же шла не о «ядерном чемоданчике».) Ельцин вышутит, высмеет, опошлит и дискредитирует власть больше любого другого правителя нашей страны за все ее времена.

Как ни относись к Горбачеву, но надо признать, что чисто внешне держался он прилично и достоинства не ронял. То есть не ронял добровольно. А то, что его деревенские манеры, говор, партийная хамоватость, короче, весь общий нелепый облик раздражали население, так при чем здесь Михаил Сергеевич? Не меняться же ему было в 54 года? Горбачев поступил мудрее: он попытался под себя изменить население великой страны, назвав этот странный процесс «перестройкой». Перестройка потерпела фиаско, и Михаил Сергеевич в сердцах констатировал: «Народ оказался не готов». Не готов оказался быть под стать своему генсеку. Народу ближе оказался пьющий Ельцин, нежели млеющий от пирдухи^[31] Горбачев.

К чему это я?

Да к тому, что в 1990-е сатирическими стали многие сюжеты из жизни и политической деятельности руководителей страны. С Ельциным в главной роли, конечно. Серьезно больной, пьющий, политически запутавшийся старик все 1990-е годы махался топором с коммунизмом, хотя за окном его кремлевского кабинета неслась уже совершенно другая жизнь, где угрозой коммунизма даже не пахло. Достаточно вспомнить, что в июне 1996 года, не дожидаясь официальных результатов голосования второго тура президентских выборов, Ельцина первым с победой поздравил не кто-нибудь, а его противник на этих выборах — Геннадий Зюганов, который, по мнению многих наблюдателей, на самом-то деле эти выборы выиграл.

Кстати, тема Зюганова как одного из главных виновников того, что Советский Союз в 1990-е годы по горячим, так сказать, следам не возродился, особая и заслуживает детального изучения. На мой взгляд, политическое долгожительство Геннадия Андреевича обусловлено как раз тем, что он во главе КПРФ оказался прекрасным амортизатором народного гнева в отношении Ельцина. Гасил его, разжижал, размазывал, как ребенок манную кашу, вместо того, чтобы, собрав воедино потенциал народного недовольства, ударить по Ельцину. Говорят, боялся. Лично за себя. Но при этом не ушел, оттер от самой крупной в 1990-е годы партии Анпилова, Лимонова, Тюлькина. Бог с ним! Надеюсь, Геннадию Андреевичу иногда снится Сталин, вопрошающий, что же он наделал с его партией.

Мы говорили о смехе. Все, конечно, помнет, что такое в Советском Союзе был анекдот. Его пересказывали из уст в уста. Запоминали. Смаковали. Дожидались момента в курилке, чтобы блеснуть чужим остроумием и услышать в награду смех слушателей. Анекдот в СССР играл роль протеста против засилия формализма, недаром же его героями стали воспетые советской властью Василий Иванович Чапаев и Петька, Ленин с Крупской (старик Крупский), Сталин, Хрущев, Брежнев. Наряду с анекдотом котировались разного рода эстрадные сатирики: Аркадий Райкин, Хазанов, Винокур и так далее. (Позже, в перестройку, вдруг выяснилось, что шутят они устами некоего Жванецкого из Одессы.)

В 1990-е годы анекдот вдруг умер. То есть перекочевал в сотни специализированных изданий, но из народного общения ушел, точно его и не было. Я долго ломал голову, в чем тут дело. Потом понял. Сама жизнь, в том числе и политическая, стала преподносить такие сюрпризы, которые не был способен выдумать ни один... Вот, кстати, кто? Ходили слухи, что анекдоты сочиняют на Западе, а потом подпускают советскому народу, чтобы дискредитировать режим. Я лично ни одного сочинившего анекдот в советские времена человека не встречал. Короче, анекдот умер. А вот его собрат — эстрадная сатира — расцвел махровым цветом.

Именно в 1990-е годы телеэкраны, словно саранча, заполонили юмористы, у которых за душой, конечно, ничего святого советского не оказалось, по-этому-то и долбили-долбили они «совок» — тему поначалу благодатную, а потому и прибыльную. (Вот воистину родину продавали.) В конце 1980-х — далее везде — дефекты речи Брежнева не познал разве что глухой. Особенно усердствовал в передразнивании покойного генсека Хазанов, творческий выкормыш советской власти, посидевший при ней в психушке, потом получивший гражданство Израиля, но не разделивший (а жаль) судьбу Козакова, ведь очень скоро его пригрел Коржаков, а сегодня Хазанов — правильно! — за Путина. (Ох, осторожнее, Владимир Владимирович, с такими перевертышами.)

Лично мне на Хазанова и его коллег даже плевать лень, слюны не хватит, столько их развелось, но вот обойти вниманием феномен массовой востребованности этих господ у замордованного Ельциным постсоветского населения я, конечно, не могу, без него книга будет не полной. Всякий раз, глядя на битком набитые концертные залы во время выступления какого-нибудь Петросяна, меня мучает один и тот же вопрос: «Над чем смеетесь?!» Смысл в этом вопросе двойной. Ну, прежде всего, конечно, мне не понятно, чем два десятилетия подряд можно доводить до слез на глазах население огромной страны. Какие еще темы эти господа со странной профессией и повышенным самомнением не обыграли? Чем они смешат людей, что те аж подпрыгивают в своих креслах, да еще и платят за это деньги?

Но для меня важнее, почему эти люди смеются над собой? Какой-нибудь Галкин, бесконечно изображающий деревенских недоумков, шутит над мужем или сыном надрывающейся в зале от смеха провинциальной тетки. Неужто она этого не понимает? Наверное, не хочет понимать. Кому приятно иметь в родстве дебиловатый прототип эстрадного персонажа. Вот и сидят, прижавшись боками друг к другу, бывшие советские люди и их потомки, хлопают в ладоши, повизгивают, вытирают слезы умиления, кряхтят от веселой натуги. Смешно же, почему не посмеяться, не расслабиться. Воистину душа русского человека — потемки.

Зато все остальное мне ясно. Ясно, почему тотальная ржа оккупировала экраны в 1990-е. Она отвлекала население от реальности. И не сказать, чтобы это было идеологической провокацией, как визгливо писали тогда патриотические издания, дело значительно глубже. Цивилизованное общество, перейдя от жестких средств поддержания государственного порядка к завуалированным формам, разработало целую систему методов удержания населения от шатаний по митингам, забастовок, вольнодумия, наконец. Советский Союз, не устаю повторять, был несовременен, пытаясь добиться повиновения граждан прямыми запретами и насильно вдалбливая им прописные истины добра и зла, морали и нравственности, и так далее. Теперь все проще. Ненужную энергию населения вбирает в себя телеящик, который и поговорит, и насмешит, и, если надо, плакать заставит. А полчища юмористов в такой ситуации ох как нельзя кстати. Да, конечно, народец после такой психотерапии малость поглупеет, но, согласитесь, это ведь лучше, чем идти свергать Ельцина?

Пару слов о других персонажах этой главы, не имеющих, на первый взгляд, к «смешной» теме прямого отношения. Ну, это как сказать. Господин Грымов, на мой взгляд, ничем от юмористов не отличается. Ранее я уже рассматривал его деструктивную рекламную деятельность на телевидении в 1990-е годы. Помните, когда он на голубом глазу утверждал, что его высокохудожественная реклама водки помогала образовываться темному населению бывшего СССР? И смех, и грех. Что тут добавишь. Короче, читайте сами, тем более что господин Грымов поведает вам о волчьих нравах рекламного бизнеса 1990-х, хоть после главы о Листьеве, думаю, поразить чем-либо на эту тему сложно.

Еще один герой этой части книги угодил в нее, на мой взгляд, тоже закономерно, хотя, казалось бы, речь он ведет исключительно о религии, но артист

Николай Бурляев, по моему мнению, ничем не хуже юмориста, хотя и недоброго юмориста. Видели бы вы, с какой страстью и яростью Николай Петрович доказывал мне право сегодняшней Церкви на возврат отнятого у нее в 1917 году большевиками имущества. (Все это есть в интервью.) Если учесть, что беседа происходила под низкими сводами Андреевского монастыря в предрассветный час декабря месяца, то, думаю, вы меня поймете, если признаюсь, что в какой-то момент я испугался, что кликнет сейчас тонким голосом народный артист Бурляев единоверцев, скрутят они антихриста-журналиста и затолкают, словно Распутина, в прорубь на Москве-ре-ке, благо что в двух шагах. Нет, правда, я не могу взять в толк, откуда у бывшего советского человека Бурляева может быть такая ненависть к первым большевикам, что в достаточно абстрактном разговоре разве что не разбрызгивал слюну, так проникся он исторической справедливостью. Душа за веру и отечество болит? Полноте, господа. Эдак мы с вами завтра самого Николая Петровича на кол посадим за то, что, например, в 1976 году получил он из рук христопродавцев Ленинскую премию, не побрезговал, значит, сатаной, вместо того чтобы плюнуть им в лицо, а еще лучше в монастырь уйти. Во всем должна быть мера. На том и порешим.

МИХАИЛ ЗАДОРНОВ

Задорнов Михаил Николаевич — писатель-сатирик. Родился 21 июля 1948 г. в Юрмале. Окончил МАИ по специальности «инженер-механик». Лауреат премии Ленинского комсомола. Член Союза писателей России.

— После официального прекращения существования Советского Союза случилось небывалое: 31 декабря 1991 года впервые в истории отечественного телевидения страну с Новым годом поздравил не руководитель государства, а писатель-сатирик Михаил Задорнов. Это была примета времен абсурда?

— Это была случайность, но это был хороший эпиграф к нашему будущему. Нас ведь ждало сатирическое будущее. Я тогда был ведущим «Голубого огонька». А Ельцина для поздравления найти не могли, он уже «работал с документами». А Горбачев уже сложил свои полномочия и поздравлять народ права не имел. Ну, а кто-то ведь поздравлять страну должен был. 31 декабря меня попросили пройти к Егору Яковлеву (тогдашний руководитель Гостелерадио. — Прим. авт.), к Сагалаеву (тогдашний руководитель Первого канала. — Прим. авт.). Они говорят: «Поздравляй!» Отвечаю: «А вы сами-то понимаете ситуацию?» Они: «А у нас нет другого выхода... Только осторожно! У нас нет времени тебя проверять. Не подведи! Мы ж понимаем, что по своей сути ты — политик, а не юморист». Я говорю: «Только вот таких оскорблений не надо! Но раз мы по-мужицки договорились, я действительно подводить не буду». В то же время думаю, что не люблю ведь банальных поздравлений. Не люблю, когда мне за столом дают слово. Часто сказать нечего, а «здоровья, счастья, долгих лет» я терпеть не могу произносить. Это Киркоров и Басков со сцены говорят всем, значит, этого небанальный человек не должен говорить никогда.

И вот я решил: «А построю-ка я свое выступление, как его всегда строили генеральные секретари ЦК КПСС!» То есть: «Поздравляю вас, дорогие рабочие! Поздравляю вас, крестьяне! Дорогие учителя! Космонавты!..» И действительно, я полностью воспроизвел эту формулу поздравлений, но в конце чуток сделал разные намеки. Полуюмористические. Сейчас уже не помню даже о чем. «Дорогие рабочие и крестьяне! Желаю вам пережить все это...» Что-то в этом духе. Нет, гораздо мягче, это я грубовато сказал.

А запись моего поздравления размагнитили мгновенно. Ее не мог найти никто, даже Константин Эрнст, которого я об этом попросил.

Люди мои намеки поняли не сразу... Впрочем, когда народ увидел, что их поздравляет сатирик, их потрясла сама ситуация, и они даже не слышали, что я говорю. Поэтому никто мои намеки и не оценил. Оценили только то, что само мое лицо было символическим в этой ситуации. Меня лет десять после этого выступления незнакомые люди называли Михаилом Сергеевичем. (Смеется.) Хотя я Михаил Николаевич.

— После этого Вологда предложила...

— ...меня выдвинуть в президенты. Но я им ответил: «Не надо! Каждый должен заниматься своим делом. И не надо гробить мою жизнь!»

— Кстати, по поводу Михаила Сергеевича... Откуда возникла идея написать музыкальную пародию на Горбачева «Даду внедреж», ставшую хитом 1990-х?

— Я очень не любил все, что говорил Михаил Сергеевич по телевизору. Во-первых. Я просто не понимал, что он говорит. Потому что такое замусоривание смысла лишними словами я распутать не мог. Во-вторых. Я никогда не признавал коммунистического лицемерия. Фальши. И вообще, если человек чрезмерно словоохотлив, то у него нет сути того, о чем он говорит. И вот однажды за кулисами киноконцертного зала «Октябрь» во время сборного концерта ко мне подошел Миша Евдокимов, царство ему небесное!.. А в то время высмеивали Брежнева, показывали со сцены Сталина, Ленина... И вот Миша говорит: «Я, кажется, поймал интонацию Горбачева!» Мы отошли в сторону, и Миша голосом Горбачева сказал мне несколько фраз. Я был в восхищении! Это было так медицински точно!.. Я говорю: «Надо делать пародию...» Он: «Ты что, это ведь нельзя!»

А у меня тогда был рассказ, который в свое время мне предложил написать Евгений Петросян. Он сказал: «Давай сделаем пародию, как человек учит людей говорить грамотно по-русски, а сам говорит неграмотно». Идея мне понравилась. Я помучился немножко, написал монолог. Он имел успех. Хотя у Евгения Вагановича, который был артистом Москонцерта, и выбросили из него несколько фраз; слишком понятен был намек. Но я артистом Москонцерта не был. Меня приглашали на всякого рода корпоративы, как бы сказали сегодня; в то время различные учреждения устраивали у себя выступления известных артистов, а у меня как раз наступил первый успех, и не благодаря телевидению, а благодаря тому, что я вываливал на людей то, что артист Москонцерта сказать не мог. И вот в процессе исполнения этого монолога у меня непроизвольно стали появляться интонации, которые мне показал Евдокимов...

— Многие тогда считали, что это говорит сам Горбачев...

— Нет-нет, это мой голос. Так точно получалось, что этим монологом я должен был заканчивать все свои концертные выступления. После него ничего читать было невозможно. Были моменты, когда я собирал по 18 тысяч зрителей на концерты. Кстати, это было в Питере. 3 концерта по 6 тысяч человек в день. И если бы я во время концерта сказал: «Побежали на Смольный!» — они бы все рванули после этого монолога.

— Почему Вы не делали пародий на Ельцина?

— Во-первых, потому что я не артист. Во-вторых, потому что я был с ним в хороших отношениях одно время, года два-три мы играли в теннис, и с моей стороны это было бы не по-мужски. И хотя я очень разочаровался в Ельцине и дружить мы перестали, я на него ничего...

— ...Коржаков в своей книге «От рассвета до заката» тем не менее на Вас обижался за то, что Вы высмеивали Ельцина...

— Александр Васильевич недавно приехал ко мне на концерт и намекнул мне, что я был прав.

— Как получилось, что Вы получили квартиру в одном доме с Ельциным, Черномырдиным, Лужковым и другими высокопоставленными политиками 1990-х?

— Мы играли в теннис, и Борис Николаевич меня спросил: «Где вы живете?» Я в сердцах пожаловался на то, что вокруг меня живут соседи-алкоголики, что это очень тяжело, невозможно работать. Ельцин тут же говорит Коржакову: «Давайте Михаила Николаевича к нам в дом!» Борис Николаевич в этот момент был романтиком-демократом: «Будем жить одной компанией! Будем строить нашу Россию!» В общем, эдакий Петр I до посещения Голландии. «Так вы пойдете?» — переспрашивает. Я говорю: «Глупо отказываться. Конечно, пойду». Коржаков быстро оформил документы... Об этом мне рассказал Тарпищев (в то время министр спорта России. — Прим. авт.), который приехал ко мне в Юрмалу: «Ты знаешь, нам оформили документы на квартиры!» Я очень обрадовался, потому что квартира эта меня очень выручила. В принципе, ее площадь 105 метров, но за счет балконов получается 130 метров. Хотя точно не уверен... Я до сих пор благодарен Борису Николаевичу за эту квартиру. Для меня он сделал гораздо больше хорошего, чем для страны. (Смеется.)

— У Вас нет ощущения, что Ваши выступления в период позднего СССР, в которых Вы критиковали его недостатки, были маленьким камушком в лавине, унесшей советскую цивилизацию, которая дала миру того же Гагарина?

— Есть-есть... И не маленьким камушком, там и большой есть. Но я не жалею об этом, мне обидно, что я так ошибался. Мы тогда даже предположить не могли, что в мире не будут знать Королева! Мне обидно за то, что меня обманули.

Но сегодня я вдруг почувствовал, что на меня все это повлияло в хорошем смысле. Я понял, что не должен только все поголовно высмеивать, а должен еще говорить о наших замечательных людях, о тех родовых корнях, которые в нас заложены. И вообще о тех плюсах, которые были в нашей истории и которые мы регулярно перечеркиваем. Как я уже говорил, я видел плюсы советского времени, и мне очень жалко, что их нет. Ведь если человек идет вперед, но все время оглядывается назад, он обязательно споткнется и разобьется, но, с другой стороны, оглядываться надо, иначе тебя обязательно догонят. И вот это постоянное перечеркивание нашего прошлого привело нас к тому, что мы живем не своей жизнью. Регулярно отрубая корни, мы лишились живой воды. Мы носим не свою одежду, смотрим не свои фильмы, поем не свои песни, ездим не в своих машинах, мебель расставляем по фэн-шуй... Как будто русский человек не способен сам поставить стол в уютном углу.

— В Вашем блоге в ЖЖ я прочитал, что «мне сегодня больше всего не хватает гордости за нашу родину, ведь я хорошо помню, что такое гордиться своей державой...». А разве это чувство утраты не компенсируют «западные ценности», которых у нас с начала 1990-х с лихвой?

— Я считаю, что если разобраться, что мы взяли у Запада, то получится, что мы взяли оттуда все нечистоты. Вот мы постоянно говорим о том, что Запад к нам привозит хоронить радиоактивные отходы, закапывает в нашей земле... Вот точно так же нам слили все морально-нравственные нечистоты, хотя, конечно, и у западного общества есть хорошие качества, и некоторые из них к нам перешли...

При этом я считаю, что Советский Союз развалился закономерно. Нельзя было и дальше сдерживать развитие страны в таких узких рамках. Приведу самый простой, бытовой пример. Вот я иду сегодня к зубному врачу. И он меня лечит совершенно по-другому, с помощью новейших технологий. А я вспоминаю, как лечили зубы в советское время. Не дай бог, чтобы молодежь сейчас об этом узнала. Но, с другой стороны, молодежь не знает и о той радости, которую мы испытали, когда узнали, что Гагарин полетел в космос. Они не видели, как вся страна выбежала из своих домов, школ, университетов на улицы. Выбежала сама. Стихийно. Ее никто не сгонял.

Вот если бы сегодняшняя молодежь хоть раз испытала подобное, она бы прожила более счастливую жизнь. Ведь такие моменты жизни, это как постановка некоего чипа, кода человеку. Отныне он знает, что бывает такая радость. Когда мы выезжали на картошку или в строительные отряды, мы либо дружили, либо не дружили, кто-то кому-то мог нравиться, кто-то — нет, но у нас не было сегодняшней замены дружбы целесообразностью. Когда нас обвиняют, что в Советском Союзе не было секса, я отвечаю, что это комплимент. Любовь-то была! Любовь — проявление Бога на земле, а не секс — проявление Бога на земле. Да и вообще, Бог ни к кому из баб на земле не приставал и ни с кем, между прочим, в интим не вступал. Поэтому, ребята, секс не от Бога!

— Задам один из двух сакральных русских вопросов: кто виноват?

— Я считаю, что демократы нас предали, потому что они вовлекли нас в обнадеживающую историю. Сказка о лисе и Колобке. Лиса пропела тонким голосом и съела Колобка. Вот так нас проглотили рыжие лисы-демократы. Я не был коммунистом, но я преклоняюсь перед теми коммунистами, которые искренне верили в то, что человечество может жить по другим законам. По законам преданности, любви к родине, нравственной чистоты. И когда коммунисты вырезали любые намеки на нижепоясной юмор на телевидении, они делали это из хороших побуждений. А на сегодняшнем телевидении мы имеем порнографию, а вырезаются намеки на правду.

— Коммунистов больше нет, но зато Церковь возрождается... Почему же климат в обществе стал безнравственнее?

— Церковь — тоже очень интересное сегодня явление. У меня есть знакомый, Владимир Мегре, автор книги «Анастасия». Благодаря этой книге многие люди теперь живут на природе, в так называемых родовых имениях, поместьях. Их около миллиона человек по всей России. И в одной из губерний, неподалеку от Москвы, губернатор решил сделать доброе дело: выделить для таких людей землю. Но Церковь прислала письмо за подписью епископа, что это безнравственно — пропагандировать книги Мегре. Дело в том, что в его книге главная героиня говорит о том, что природа важнее всего на белом свете и что, если хочешь быть счастливым, живи законами природы. Книги Мегре разошлись тиражами больше 50 миллионов экземпляров. Это больше, чем всякие астрологические гадания и прогнозы. Элита наша считает, что в этих книгах недостаток литературы, что они примитивны, но люди-то потянулись к земле... Да, есть извращенцы, которые считают, что соответствовать природе надо до такой степени, чтобы пуповину при родах отсекать топором на пеньке. Так сам Мегре мне говорил: «Абсолютно не понимаю, откуда в таком количестве берутся шизоиды, которые извращают то, что я на самом деле хочу донести до людей».

Так вот с Мегре Церковь борется, а с порнографией она побороться не хочет? Церковь не хочет способствовать тому, чтобы на улицах России не было мата, а на телевидении не было даже этого запипикивания? Слово «пошлость» непереводимо на другие языки мира. Шутам и скоморохам на Руси за грязные шутки надо было платить налог, который называли пошлиной. Если сегодня на ТНТ ввести пошлину, то за счет этого канала сможет жить наше государство. За счет пошлости на ТНТ можно будет обустроить бедные города России.

Пара моих друзей придумала телевизионную передачу и стала носить, предлагать ее разным каналам. Они люди симпатичные, чистые, и, так как считают меня своим учителем, полагают, что пошлость сегодня не главное в юморе. Вот и сценарий их передачи был чистенький, остроумненький... Но продюсер одного телеканала им сказал: «Это не формат». И добавил, что у русских — вот негодяй! - востребованы пошлость и фашизм... Мне так это противно, что я даже не хочу сейчас называть имя этого человека... Так вот, ребята обомлели, а он им, закатив глаза (у него привычка закатывать глаза), объясняет: «Формат — это когда на каждые три минуты две шутки про задницу, на каждые десять минут одна шутка про передницу. Такой формат вычислен математически...»

— Такое положение вещей на современном телевидении — случайность или это намеренное зомбирование населения, с целью отвлечь его от проблем реальной жизни?

— И то и другое. И поощряется государством, и развивается само по себе. Это ком, но не белоснежный. Команду специально давать не надо. Здесь постарались вот эти самые продюсеры — люди темные, люди тьмы. Ну и люди денег, само собой. Деньги — это помет дьявола. Я согласен, что этот помет нужен, чтобы удобрять землю. Но не надо, как я говорил в одной из книг, превращать свою жизнь в хранилище помета дьявола. И этим продюсерам, как людям тьмы, очень хочется затемнять все вокруг. Гадить с экрана!.. Ведь нет лучшего способа для сатаны, чем гадить с экрана, который стоит в каждом доме.

— Михаил Николаевич, Вам не кажется, что анекдот умер вместе с Советским Союзом?

— Не-е-е-ет!.. Позвоните Якубовичу. Он каждый день мне звонит и рассказывает анекдоты. У меня такое ощущение, что он их каждый день и сочиняет. Ну, невероятное количество знает!.. Вот и сегодня мне звонил. Рассказывает: «У человечика все должно быть прекрасненько. И одежонка, и тельце, и душонка, и мыслишки...» (Смеется.) Ну, гениально!

Москва, октябрь 2010 г.

НИКОЛАЙ БУРЛЯЕВ

Бурляев Николай Петрович — российский актер и режиссер. Родился 3 августа 1946 г. в Москве. Лауреат премии Ленинского комсомола. Народный артист России. Член Патриаршего совета по культуре. Президент МКФ славянских и православных народов «Золотой витязь».

— Вы были активным сторонником принятия закона о передаче Церкви имущества религиозного назначения. Не кажется ли Вам, что этот закон породит злоупотребления внутри самой Церкви, связанные с передачей в аренду сторонним лицам вновь обретенной недвижимости?

— Я не сотрудник Русской православной церкви и говорить за наши церковные власти не могу. Я могу лишь выразить мое собственное мнение. Мнение Николая Бурляева. Я полностью поддерживаю этот закон. Считаю, что он справедливый. Ибо то, что было украдено, надо возвращать. В противном случае это усугубление греха того, кто украл. Ведь то, что у церкви было отнято имущество, ясно всем, даже детям. Хотя такая практика в истории человечества была. Когда Кромвель пришел к власти, первое, что он сделал, — это обезглавил монархов и ударил по религии. То же самое было и во Франции, когда к власти пришли революционеры. То же самое было и в России, но на совершенно другом уровне. По нашей Церкви ударили, как нигде в мире. О приказе Ленина уничтожить побольше духовенства и отнять у него все ценности прекрасно помнит история. И ведь отняли! И как с этим дальше было жить государству? Закрыть глаза на эти факты и считать, что все было нормально?.. В этом смысле возвращение Церкви ее ценностей — абсолютно правильный шаг нынешнего государства.

— Не очень понял, почему Вы отказываетесь отвечать за церковные власти, будучи членом Патриаршего совета по культуре...

— Я туда вхожу как артист и режиссер... Забавные у вас, журналистов, вопросы: как будет распоряжаться своей собственностью Церковь...

— ...потому что я считаю, что у современной Церкви есть более насущные проблемы. Да взять хотя бы позиции Православной церкви в России, которые теснят другие конфессии...

— Это ваше мнение. У меня мнение другое. Я вижу иное. Я вижу в Церкви за эти два десятилетия необыкновенный духовный подъем. И расцвет. Наша Церковь поднимает голову. Построены десятки тысяч храмов. Если раньше их было семь тысяч, то сейчас их уже десятки тысяч по всей России. В то время как в мире они закрываются. Католические, протестантские... Отдаются за бесценок под дискотеки. А у нас идет расцвет, люди идут в церковь, понимая, что это единственное спасение для человека. Как говорил Лермонтов: «Есть чувство правды в сердце человека». И вот это чувство правды, которое прессовали семьдесят лет, сейчас оживает. Причем оцерковление идет с самого детства. Уже дети приводят родителей в храмы. Так что процесс идет положительный, и дай бог, чтобы он так и шел дальше.

А как распорядится Церковь тем, что ей исторически принадлежит?.. Я думаю, что разумно. Поскольку у нас очень разумные иерархи, которых я знаю лично и много вижу. Патриарх — один из умнейших людей России. Я думаю, что правильно распорядятся. Я знаю и о беспокойстве тех, кто осуществляет этот процесс, тех, кому он поручен. Эти люди отдают себе отчет, что они не полностью готовы к принятию всех ценностей. Они это понимают. И поэтому дело государства, Церкви, музейных работников по-доброму, мирно договариваться о том, чтобы все было сохраненно. И этот процесс идет.

— Православная церковь возрождается, но возрождается куда более медленными темпами, чем тот же ислам на территории России. Условно говоря, празднование Ураза-байрама носит более резонансный характер, чем Пасха. Не согласны?

— Это вы так считаете! А я, например, не вижу этого мусульманского праздника...

— ...потому что Православная церковь замкнулась внутри себя, и самое яркое, чем она занимается — это организацией похорон бывших секретарей ЦК КПСС в храме Христа Спасителя... А ведь есть же, к примеру, проблема гей-парадов?

— Я не внутри Церкви... Я вне ее живу. Я думаю, что и гей-парадами Церковь тоже будет заниматься. Обязательно.

— Наркотики, растление и бездуховность молодежи... Где церковь-то, Николай Петрович?

— Церковь отвлекает молодежь от всего этого тем, что проводит более позитивную линию. В храмах. Через праздники культуры и письменности. Отчасти и через форум «Золотой витязь». Хотя мы, деятели культуры, и не в Церкви, но мы понимаем, что должны идти рука об руку с православием. Мы понимаем, что самое высокое, что было создано в отечественной культуре, было создано с опорой на православную веру. Все наши гении, оставившие о себе память в истории и культуре нашей страны, были людьми православными. Вот вы не вспомните ни одного великого атеиста, которого сейчас бы почитали наша история и общество. Потому что все они были верующими. От Ломоносова, Державина, Пушкина, Рахманинова — и дальше, дальше вплоть до Бондарчука и Тарковского... Именно благодаря вере в Бога им и удалось прославить Отечество.

А сейчас?.. Сейчас у нас общество такое, потому что его допустило государство... А Церковь не может впрямую влиять на то, что делает государство. К примеру, запрещать это растление. Но при этом Церковь все видит и понимает. И работа в этом плане идет. Но она не столь видимая и эффектная...

— ...как, скажем, 50-тысячные собрания мусульман в центре Москвы и Санкт-Петербурга...

— Не вижу я... Я там не был и не видел... Я вижу крестные ходы, где идут десятки тысяч, сотни тысяч православных... Их не видите вы, а я не вижу то, о чем вы мне говорите. Каждый видит то, что хочет видеть. Я вижу крестные ходы под Курском, где участвуют сотни тысяч людей. Вижу это и в других городах. А вы видите другое.

Да, у Церкви полно проблем. Но при чем здесь Православная церковь и молящиеся мусульмане-гастарбайтеры? Это дела государственного регулирования. И это регулирование чудовищное. Неправильное. И мы еще будем пожинать плоды такого регулирования... Но вы-то меня пытаете, как будто я человек Церкви. В Патриарший совет по культуре я вошел только что, было только первое собрание с моим участием. Я туда пришел как человек, пытающийся быть православным. Понимающий, что это и путь, и истина. Но я такой же грешный человек, как и вы. Я тоже делаю ошибки. И главное, повторяю, я не человек Церкви. Относитесь ко мне как к художнику. И запомните: я сейчас говорю не как член Патриаршего совета по культуре, а как актер, режиссер, продюсер Бурляев. Исключительно как деятель культуры.

— Хорошо. Но и на этом направлении Вы тоже проиграли... Согласитесь, молодежь практически не смотрит фильмы православной тематики?

— Потому что такая у нас государственная информационная политика. Вредоносная политика! Она осознанная или неосознанная, но глупость — то, что сегодня делается государством в области культуры. И такая культурная политика должна быть изменена. Да, мы будем проигрывать, если культура будет оставаться в рынке. Российская, русская культура должна жить по другим законам. Когда-то люди, жившие на Западе, говорили, что спасение России — есть спасение мира, а гибель России — есть гибель мира. То есть они понимали, что это за одна седьмая часть Земли. Понимали, что здесь за духовность и что здесь за загадочная русская душа. А наше государство с самого начала перестройки пошло по вредоносному пути в культуре. Как будто стало исполнять то, что было заложено в словах, сказанных как-то по «Радио Свобода»: «Цель перестройки не в том, чтобы приблизить русских к западным образцам, а в том, чтобы произошла мутация русского духа, для того, чтобы выбить из русских их традиции». Вот что последовательно делалось в нашей стране 25 лет в области культуры по всем телеканалам. И Церковь к этому никакого отношения иметь не могла. Если и выделялось ей место в эфире, то в лучшем случае какие-нибудь 10 минут на проповедь владыки Кирилла. Реклама, телевидение... все работает в другом направлении. Мутируют сознание поколений.

— Зачем? Кому это надо?

— Это вопросы не ко мне, а к Алену Даллесу (один из директоров ЦРУ. — Прим. авт.). Или к Гитлеру, который говорил, что когда он возьмет Москву, то на каждой трамвайной остановке будет киоск с наркотиками, порнографией и алкоголем. Так что эти вопросы к ним. К этим ребятам. Все сегодня пока идет по их плану. Но очаги сопротивления есть по всей России.

— Как сопротивляетесь лично Вы?

— Двадцать лет мы проводим форум «Золотой витязь». Поначалу это был кинофорум, на одиннадцатом году его существования появился театральный форум, а на тринадцатом году возник форум русского боевого искусства. В этом году по благословению патриарха появился первый славянский форум, к которому прибавились первый музыкальный форум под руководством великого русского дирижера Федосеева, первый форум изобразительных искусств под председательством Александра Шилова и первый литературный форум под председательством Валентина Распутина.

Вот так мы и боремся! Когда мы приезжаем в регионы, то правоохранительные органы и медицинские работники этих мест регистрируют резкое снижение преступности, наркомании и самоубийств. Благодаря «Золотому витязю». Они нам сами потом присылают соответствующие отчеты. Губернатор Тамбовской области, к примеру, когда мы с ним разговорились после закрытия форума, рассказывал, что к нему подходили молодые люди и кланялись в пояс и благодарили за «Золотой витязь». Он и сам, русский мужик, тогда чуть не заплакал. Потому что увидел, как может воздействовать искусство. И молодые люди поняли, что, оказывается, есть и такое искусство.

Москва, декабрь 2010 г.

ЮРИЙ ГРЫМОВ

Грымов Юрий Вячеславович — российский режиссер, сценарист, клипмейкер, актер, продюсер, телеведущий. Родился б июля 1965 г. в Москве. С 1988 года в рекламном бизнесе, снял около 600 клипов. В 1996 году дебютировал в кино: «Му-му», «Мужские откровения» и др.

— Гибели Советского Союза предшествовало вторжение в привычный мир советского человека телеагрессора — рекламы. Вы, как человек, профессионально в 1990-е годы занимавшийся рекламой, отдаете себе отчет в том, что, кроме продвижения товара, реклама создает сильный душевный дискомфорт обычным людям? Идет телефильм, и в самом интересном месте он вдруг прерывается рекламным клипом...

— Вопрос не совсем ко мне. То, что реклама прерывает фильм, меня, как нормального человека, тоже раздражает. Это ужасно!..

— ...даже если в этот момент крутят Ваш ролик?

— Какая разница! Я же прежде всего обычный человек. Я за то, чтобы художественные фильмы даже на телевидении рекламой бы не прерывались. Можно крутить рекламу до и после фильма, но ни в коем случае не во время его непосредственной демонстрации. Но, опять же, я никогда не занимался бизнесом от рекламы, ее размещением в медиапространстве. Я занимался творчеством: писал сценарии, снимал клипы.

— Советский Союз обходился без рекламы, зачем она понадобилась в 1990-е? Может, нерусское это дело?

— В конце 1990-х годов был, что называется, «русский стиль» в рекламе. Мы получили массу призов... Сейчас в рекламу пришли менеджеры, и они победили. Что такое «менеджеры в рекламе»? Это люди, которые прочитали две книжки, причем американского толка: одна Дэвида Огилви, другая — «Адвертайзинг», и после этого они считают, что что-то понимают в рекламе. Но дело в том, что реклама — вещь очень узкая и сугубо национальная. В Японии не приживется американская реклама: богатейшая культура Японии не позволяет смотреть американские обои. То же самое сначала происходило и в России. Сейчас же из рекламы ушли все профессионалы, кто мог и делал что-то хорошее. Причем давно.

— То есть Ваш рекламный клип водки «Белый орел» появился в расчете на то, что люди в СССР слушали «Лебединое озеро»?

— Я создавал свою рекламу с учетом того, что у тех, кто ее смотрит, как минимум среднее образование. То есть мы понимаем, кто такой Достоевский, Суриков, Ахматова. Культурный слой был основой развития людей, с которыми мы в своих роликах должны были говорить на одном языке. Что произошло потом? Культ денег, случившийся в стране в 1990-е годы, полностью разрушил понимание своего «я», понимание того, где я родился и кем хочу остаться в национальном плане.

— Кстати, Вы не считаете, Юрий Вячеславович, что рекламу алкоголя на телевидении запретили отчасти еще и «благодаря» Вашей талантливой работе по рекламе водки «Белый орел»...

— Я был против этого запрета! Я считаю, что запрет рекламы алкоголя на телевидении не решит проблему алкоголизма в стране. Хотя на телевидении исчезла реклама алкоголя, люди все равно, извините, нажираются! Запрет рекламы алкоголя на телевидении сам по себе был сделан исключительно для галочки. Надо поднимать культуру пития в России! Люди должны понимать, что это часть трапезы, а не просто самоцель...

— ...подсказывать человеку, как выбрать качественный напиток.

— Да. Но этим в России никто не занимается.

— Что такое рекламный бизнес начала 1990-х? Могла к Вам зашиться братва в коже и потребовать назад денег за отснятый клип, который, по их мнению, не принес им прибыли? У Вас «крыша» была?

— Нет! Такого не было! Все очень просто. Я считаю, что человек, который лезет в бутылку, вылезти оттуда уже не сможет. В 1990-х годах я понял одну вещь: на любую агрессию найдется еще более сильная агрессия. Ну да, был один случай, когда человек не доплатил нам денег но каким-то своим «понятиям». Вскоре, конечно же, не за это, но он был убит. Он оказался преступником.

— Бог за Вас наказал?

— Да. Это был очень известный персонаж, но я не знал, что он был преступником...

— В Вашей биографии есть странная фраза: «В 1988 году пришел в рекламный бизнес». Откуда в 1988 году мог быть рекламный бизнес, если и слово «бизнес» было еще ругательным?

— Дело в том, что я занимался модой. Я ставил показы «Бурда Моден», московского Дома модели, центра моды «Люкс». То есть я занимался фэшн-шоу. Это было близко к рекламе, стало производной к ней в моей жизни. Потом я уехал в Америку, в Лас-Вегас, ставить «Лучшую обувь мира», но вернулся в Москву, как говорится, за чемоданами. Собирался покинуть нашу страну навсегда, чтобы заниматься индустрией моды на Западе. И в этот момент я вдруг понял, что хочу попробовать заняться рекламой дома, начать что-то снимать — кино меня всегда интересовало. Мы организовали «Премьер СВ» — и началось... Но уже в 1998 году я начал с рекламы плавно соскакивать. Сделал дебютную картину в кино — «Му-му».

— Какой из общеизвестных Ваших клипов первый?

— Первый... Мы раскручивали в СССР американскую фирму «Ле Монти». Помню, я придумал фразу: «А ваша семья одевается в «Ле Монти»?» Вот это и был мой первый видеоопыт...

— А самый успешный какой?

— Я не знаю... Так нельзя измерять: успешный, неуспешный... Я рад, что у меня много достойных роликов, тот же «ТВ-парк», «Белый орел»...

— «Отечественный кинематограф умер, под ним надо провести черту и создавать новый...» Ваши слова?

— Я считаю, что в начале 1990-х, когда наше государство просто наплевало на культуру и забыло о роли кино в обществе, произошло крушение кинематографа. Покопаться на развалинах советского кинематографа пришли люди с сомнительной репутацией. Я считаю, кино — это таинство. Я причисляю себя к киноманьякам, люблю кино как зритель. Киноманьяки появились благодаря Франсуа Трюффо, синемафилы — люди, которые могут смотреть кино ради одного кадра. А в 1990-х годах к нам пришли всяческие низкосортные латиноамериканские сериалы, которые полностью вынесли мозг нашему зрителю. И мы из кинематографической страны, которая делала «Вечный зов», «Щит и меч», «Офицеры», «Мимино», превратились в латиноамериканский художественный придаток. А потом все это было сдобрено продюсерами, воспитание которых основывалось на VHS-ных кассетах. Помните первые VHS-ные кассеты с сомнительными американскими фильмами? Так вот, обратите внимание: то «современное» кино, которое сегодня производится в России, очень похоже на кино 1990-х годов Голливуда. По эстетике и манере. Хотя сегодня Голливуд совершенно другой: мудрее и цельнее, чем тогда, когда там культивировались развлечения любой ценой. А в российском кино — напротив — как раз сегодня превалируют развлечения любой ценой. Лишь бы собрать деньги, пригласить зрителя в темный зал и его там обмануть! Это уже второе крушение русского кино! Ведь сегодня зритель уже не хочет, чтобы его обманывали. Он хочет получать определенный качественный уровень кинопродукта, за который платит деньги. Вопрос вкуса — это другое: вам может что-то нравиться или не нравиться. Но вас не должны обижать за свои деньги. Если я снимаю фильм, то я должен быть уверен, что мой зритель не уйдет с него с ощущением, что его обокрали: подсунули вместо котлеты кусок пластика. Это очень важно!

Москва, ноябрь 2009 г.

Глава третья. ПРОСТИТУТКИ ДЛЯ ГЕНПРОКУРОРА. ПРОТИВ «СЛИВНЫХ БАЧКОВ»

Информационные войны — одна из главных примет постсоветской эпохи. Начались они во второй половине 1990-х, когда, как я уже рассказывал, на политическом и, соответственно, информационном поле России возникли олигархи, вступавшие время от времени в конфликт друг с другом, иногда объединяющиеся, чтобы замочить общего конкурента, потом опять ссорившиеся, мирившиеся, и так — без конца. Впрочем, и до этого СМИ по указке сверху (или просто по наитию), словно сорвавшись с цепи, бывало, долбили какого-нибудь пошатнувшегося влево политика-демократа^[32] (коммунисты шли общим фоном информационного истязания), но полноценной информационной войной это было назвать нельзя, поскольку ответить распятый либерал-журналистами бедолага не мог — все ин-формресурсы были примерно в одних идеологических руках.

В 1997 году одна из передовиц Александра Проханова в «Завтра» называлась «Битва титанов сливных бачков». Посвящена она была информационной схватке, кажется, Доренко со Сванидзе, одних из главных в то время информационных киллеров страны. Проханов, как всегда, подметил все очень тонко, ведь известные журналисты обрушивали на головы и без того затюканных ими обывателей вовсе не выстраданные ими политические сентенции, а строго дозированные сведения, выгодные их хозяевам или спонсорам. Импровизации, впрочем, не возбранялись — на то они и профессионалы, чтобы облекать общие идеи в доступные простому народу тона.

Здесь, однако, надо оговориться. Простой народ становился интересен телекиллерам исключительно с электоральной точки зрения, то есть в предвыборные периоды, в остальное время на его голову почем зря обрушивали тонны информационной шелухи, связанной, например, с залоговыми аукционами, то есть с борьбой за государственную собственность между самими олигархами. Так, в 1997 году синхронной бомбардировкой ОРТ (Березовский) и НТВ (Гусинский) был буквально стерт в порошок их вчерашний подельник по афере «Выборы президента-96» Анатолий Чубайс, который сумел в последний момент помочь другому олигарху, Потанину, заполучить «Связьинвест», на который претендовали Березовский с Гусинским. Гневу Бориса Абрамовича не было предела, он даже, не стесняясь, заявил в телеэфире: «Мы ответим Чубайсу всей мощью телевидения», и слово свое сдержал, потому что Чубайс (как и сам БАБ, конечно) у большинства россиян с тех пор вызывает стойкое отвращение, а его фамилией принято давать клички дворовым псам особо строптивого характера.

На этом месте вы вправе меня одернуть: ну, мочили друг друга олигархи разве что не в сортире, но при чем здесь народ? Чем мог помочь воинственным олигархам обычный зритель их телеканалов, который ни ухом ни рылом не ведал, что такое тот же «Связьинвест» и с чем его, собственно говоря, едят? В том-то и дело, господа, что этот компромат предназначался для одного-единственного телезрителя в стране. Попробуйте с трех раз догадаться, о ком идет речь? Поскольку наша книга уже подходит к концу, то, вооруженные полученными в ней знаниями, вы легко справитесь с этой загадкой: целевой аудиторией информационной склоки, за которой наблюдали десятки миллионов людей, был один-единственный человек — президент России Борис Николаевич Ельцин.

Что — дико? А то! Впрочем, адресуйте, пожалуйста, ваши эмоции тем, кто сегодня упрекает Путина в ограничении политической свободы на федеральных телеканалах, потому что именно с 1990-х годов право журналистов на любую информацию стало пониматься многими либеральными политиками исключительно как возможность мочкануть какого-нибудь зарвавшегося конкурента или недорезанного комуняку в прямом эфире, на всю страну, чтобы и пикнуть не смел, зараза. Более того, как я уже писал, профессиональная свобода тележурналистов а-ля 1990-е была прописана первым пунктом в секретных протоколах Ельцина и Государственного департамента США. Что, до сих пор сомневаетесь? Тогда припомните, куда в Москве заехал прибывший с официальным визитом в Россию в 2000 году президент США Билл Клинтон. В офис телекомпании НТВ! Нет, на условия работы сотрудников НТВ Клинтону было глубоко наплевать, своим поступком (дипломатическим демаршем, скорее) он демонстрировал поддержку мятежному телеканалу, который в этот самый момент вступил в завершающую стадию конфронтации с российским государством^[33]. И ничего, что был Клинтон на тот момент «хромой уткой», главное было напомнить молодому президенту Путину о негласных договоренностях его предшественника.

Главная информационная война ельцинской эпохи разразилась в 1999 году и была, надеюсь, последней, но самой беспощадной. Ее организовали бывшие партнерами на прошлых президентских выборах Гусинский и Березовский. (Борис Абрамович, в меньшей степени Владимир Александрович полагали, что они заправляют процессом и что только они будут делить плоды информационной победы, но, как показало будущее, все произошло несколько иначе, впрочем, это уже другая история.) И ее апогеем, на мой взгляд, стал прокрученный поздно вечером по государственному каналу «Россия» видеоролик о банных развлечениях с проститутками генерального прокурора России Скуратова. Конечно, выглядело это запредельно. (И сам факт демонстрации, и генпрокурор.) Но заполучивший к тому времени слоновью зрительскую кожу народ волновал совсем другой вопрос: неужели правда? Неужели у России такой генеральный прокурор?

У вас есть возможность получить ответ на этот вопрос 12-летней давности в этой книге. Во-первых, неизвестные детали выхода нашумевшего ролика в эфир вам чуть ниже расскажет председатель ВГТРК в тот момент, человек, этим показом непосредственно занимавшийся и придумавший гениальное определение «человек, похожий на генпрокурора», — Михаил Швыдкой. А во-вторых, сразу за Михаилом Ефимовичем добавит ясности в ситуацию, был ли Скуратов с проститутками и.как сам в свое время относился к подобным компроматам, известный адвокат Анатолий Кучерена. Информация обоих наших экспертов редкая и эксклюзивная. Ну, а Александр Евсеевич Хинштейн сам ответит читателю на вопрос, зачем публиковал прослушки.

А я хотел бы затронуть еще одну немаловажную тему: персоналии информационных войн 1990-х, проще говоря, «сливные бачки» олигархов. Большинство из них после окончания войны, как ни парадоксально, сгинули в профессиональное небытие или, по крайней мере, резко понизились в статусе. И дело тут вовсе не в том, что оказались они все как на подбор принципиальными героями, которых сожрала подготовленная ими революция. Нет, конечно. Ну, какой, в самом деле, тот же Доренко герой? Как может быть героем человек, не гнушающийся откровенной лжи, передергивания фактов, копающийся в чужом грязном белье? Все дело в том, что на определенном этапе принародного добивания того же Примакова^[34], лютого врага Березовского, у Доренко, что называется, «поехала крыша»^[35], он возомнил, что отныне будет участвовать в подобной роли во всех мало-мальски значимых политических процессах России. Валить министров, поднимать новых и так далее. Что новая власть ему обязана по гроб жизни. Что получил он отныне право формировать свою собственную политику и навязывать ее Кремлю. Ну не абсурд ли?

Впрочем, были, конечно, и прозорливые герои революции. Хитрее всех оказался главный сценарист информационной войны 1999 года со стороны ОРТ Владислав Сурков. Он был первым замом гендиректора «березового» канала. Потом Владислава Юрьевича, одновременно с назначением Путина премьером России, посадили зам главы Администрации президента, где он благополучно пребывает и поныне, продолжая копаться в государственном организме с любопытством студента анатомического факультета, и, разумеется, никаким «идеологом Кремля», как его порой из лести называют, не является, все его манипуляции с персоналиями современной российской политики — мышиная тактическая возня на злобу дня, которая забудется раньше, чем Владислав Юрьевич успеет собрать свои вещи в Кремле после увольнения, стратег Сурков никудышный и, на мой взгляд, принес Путину больше издержек, нежели пользы.

Информационные войны 1990-х были, как я говорил, апогеем разнузданности ельцинского режима, наглядной демонстрацией его наплевательского отношения к народу, бесстыдства власти, ее распущенности и вседозволенности, а не наоборот, как сегодня пытаются доказать некоторые, ностальгирующие по тем временам господа либералы. Чего им не живется спокойно в несопоставимом по насыщенности с эпохой Ельцина современном информационном пространстве, где можно прочитать, написать, показать и увидеть все, что угодно, что даже не снилось Борису Николаевичу Ельцину в беспокойных хмельных снах? Да потому, что жизнь в этом пространстве упорядочена. Потому что эротику там показывают поздно ночью, а не в прайм-тайм. Потому что особо кровавые боевики ушли с федеральных каналов на периферийные. Но главное, потому что политическая информация сегодня подается в пристойных и выдержанных тонах, а не служит инструментом грязных разборок сомнительных во всех смыслах личностей и их подельников-журналистов. И слава богу, что это так.

МИХАИЛ ШВЫДКОЙ

Швыдкой Михаил Ефимович - специальный представитель Президента России по международному культурному сотрудничеству. Родился 5 сентября 1948 г. в г. Кант (Киргизия). В 1998-2000 гг. — председатель ВГТРК В 2000 - 2004 гг. - министр культуры РФ. В 2004 — 2008 гг. - руководитель Федерального агентства по культуре и кинематографии.

— Сейчас модно ставить в пример «свободу» отечественных СМИ 1990-х теперешней «несвободе». Сегодня Вы президент Академии Российского телевидения. В конце 1990-х руководили главным федеральным каналом страны и играли не последнюю роль в информационных войнах того времени. Достаточно вспомнить «человека, похожего на генерального прокурора», показанного всей стране на Вашем ВГТРК. Что можете сказать по этому поводу?

— СМИ, которые имеют хозяина, несвободны всегда. Под хозяином я имею в виду бизнесмена, который вкладывает в СМИ деньги, у которого есть свои хозяйственные интересы... В этом смысле никакой закон о печати, который регулирует взаимоотношения издателя и главного редактора СМИ, никогда не поможет. Да, я был участником всех этих информационных битв 1990-х годов, во всяком случае, в один из самых их напряженных моментов, в 1998 — 1999 годах. ВГТРК, которым я в тот момент руководил, представлял интересы Кремля. Я говорю об этом совершенно спокойно, потому что нашим учредителем и единственным владельцем было государство. Причем в непростой момент. У Кремля, как вы помните, тогда была своя политика, у Белого дома, когда его возглавлял Примаков, — другая... Все это было очень сложно. Телеканалы НТВ и ОРТ играли тогда важную политическую роль, они были заточены под определенные политические силы, то есть это была «свобода» в интересах определенных бизнес-элит. В этом смысле там была дисциплина куда более жесткая, чем на канале «Россия». Поверьте мне.

Что касается пленки про «человека, похожего на генпрокурора», я могу сказать следующее. Естественно, эта пленка тогда была у всех, если говорить честно. И я тогда для себя понимал одну простую вещь: если бы НТВ или ОРТ показали бы эту пленку, их бы засудили. В законе о печати есть пункт, который гласит, что распространение подобного рода материалов в определенных интересах частных лиц является предметом уголовного преследования. В данном случае у нас не было частных целей, потому что мы были государственным телевидением. Поэтому я считал, что если кто-то и может донести эту информацию до общественности, то без последствий это получится только у государственного телеканала...

— ...которым формально являлся на тот момент и ОРТ, Михаил Ефимович. Я верю в ваше личное благородство, но представить себе, что НТВ, пускай даже освобожденный от всяких судебных рисков, стал бы выдавать в эфир такую информацию о Скуратове в той политической ситуации, извините, не могу...

— ...там шла своя битва. НТВ тогда поддерживало Примакова и Скуратова, получая от этого большие дивиденды. Я сейчас не хочу про это подробно говорить. В принципе, эту пленку мог показать любой частный канал, но все частные каналы понимали, чем это грозит.

Я не хочу рассуждать о добре и зле в данной ситуации, я поступил как журналист, которому интересно было дать в эфир материал, который никто не может показать по тем или иным причинам. Или не хочет. Я, конечно, понимал, что этот материал будет сенсационным. И я горжусь, что, похоже, моим лучшим и уж точно самым известным литературным сочинением является ставшая впоследствии крылатой фраза: «Человек, похожий на генерального прокурора». Я ее написал своей рукой.

Касательно вопроса о свободе сегодняшних СМИ... Это вопрос слишком серьезный, чтобы отвечать на него однозначно. Сегодня есть палитра СМИ, которой не было в 1990-с годы. Более того, когда мы говорим об этом диапазоне, нельзя забывать Интернет. Интернет-порталы, интернет-газеты сегодня существуют и свободно, и в интересах своих хозяев. Когда мы говорим о свободе одного СМИ — это одна проблема, а когда мы говорим о свободе медиапространства, то в нем сегодня можно найти все что угодно. Не менее острое и хлесткое, чем в 1990-е годы.

— Действительно Вы не препятствовали появлению на телевидении жесткой эротики, а на кабельном телевидении порно?

— Моя позиция очень проста. У нас страна все-таки еще диковата во многих отношениях... Мы, если угодно, захлебнулись собственной свободой. Зачем придумывать велосипед? Есть нормы, принятые во всем взрослом цивилизованном мире; я не беру исламские страны — там другая норма цензуры, связанная с эротикой, моралью, религиозными вещами... Во всем нормальном христианском мире везде есть кодирование каналов, по которым показывают порно. Везде есть запрет на показ эротики до определенного времени. Согласитесь, и вы, и я сможем пережить эротические передачи совершенно спокойно. А вот детишек, я считаю, да и вообще всех, кто не хочет это смотреть, надо, конечно, беречь. Россия — страна, в которой живут христиане, мусульмане, буддисты, иудаисты, католики... религиозные чувства людей в этом смысле, разумеется, надо уважать. Хотя, еще раз повторяю, я против жестких запретов. Я за регламентацию, которая принята во всем мире, — ничего в этом страшного нет.

— «У Ефремова он оживленно беседовал с Гайдаром и Костиковым, у Дорониной любезничал с Зюгановым, Язовым, Прохановым. В «женском» МХАТе его не остановило даже то, что у входа публику встречал плакат: «Жиды, вон из России!» Про Вас цитата?

— Я такого плаката не видел. А сказать по этому поводу могу вот что... Когда я был министром культуры, я считал, что у меня, как у чиновника, не должно быть эстетических и политических пристрастий. Обо мне все прекрасно знают, что я — демократ-государственник, западник с государственным уклоном. Но когда ты министр культуры, твое ведомство должно поддерживать все, что в рамках

Конституции. Потому что, если мы начнем, работая руководителями каких-то ведомств, делить культуру на своих и чужих — это будет неправильно. Другое дело, что есть опасность, выраженная в вопросе: а судьи кто? Это самое сложное. Но — приведу пример — как министр культуры я сказал, что надо поддерживать журнал «Наш современник», хотя, как вы понимаете, этот журнал не является оплотом русской демократической мысли. А люди из «Современника», которым я помогал, писали на меня доносы президенту.

— «Михаил Швыдкой лучше Геббельса?»

— Конечно, я читал эту книгу. Я даже ее подписывал, дарил своим друзьям и знакомым — специально для этого купил две коробки. Смешно было, когда моей маме кто-то принес эту книгу и, не прочитав ее, заявил: «Вот про Мишу книгу написали». Я сказал: «Мама, выкинь ее, не читай!» Я к таким вещам отношусь очень спокойно. Любой публичный человек должен спокойно относиться к любым нападкам на него, если они исходят от журналистов. У меня есть целый ряд недругов в среде журналистов, которые тупо, регулярно — я знаю, по чьему заказу и зачем — занимаются моим очернительством. За этим всегда есть какая-то цель. Только однажды я подал в суд. На бывшего министра культуры господина Соколова, который обвинил нас, бывшее министерство, в коррупции. Это был единственный случай. Все-таки когда такие вещи говорит чиновник — это уже неприемлемо.

— Правда ли, что Ваш, сформулированный Вами самим, жизненный принцип — насрать в тетрадь?

— Нет, это ошибка. «Насрать в тетрадь»... можно, конечно, шутить на эту тему, но мой жизненный принцип очень простой, если говорить серьезно: поступай по совести, и будь что будет. Во всяком случае, я старался жить так всю жизнь, и этот принцип для меня важен. Все остальное для меня не играет никакой роли. То есть можно, конечно, отшутиться, сказать, что я такой бравый солдат Швейк, который, как известно, был сторонником партии умеренного прогресса в рамках законности.

Я человек во многом компромиссный, проживший в Советском Союзе определенную жизнь и сделавший определенную советскую карьеру. Поэтому говорить о том, что я — диссидент, идущий на баррикады, было бы неправильно. Я, к примеру, был последним партсекретарем журнала «Театр», когда все мои партийцы вышли из партии. Но все же, все же... Главное — живи по совести, и будь что будет.

Москва, июнь 2010 г.

АНАТОЛИЙ КУЧЕРЕНА

Кучерена Анатолий Григорьевич — российский адвокат, член Общественной палаты РФ. Родился 23 августа 1960 г. в с. Мындра (Молдавия). С 2008 г. — руководитель Института демократии и сотрудничества. Член Центрального совета Ассоциации юристов России.

— У Вас было много ярких и громких дел. Вашими доверителями были Кобзон, Михалков, Лисовский, Юрий Любимов, Юрий Яковлев и многие другие знаменитые люди. Какое из дел Вам больше всего запомнилось?

— Я вел дело бывшего министра юстиции Ковалева, которого обвинили в банных оргиях, опубликовав в газете фотографии некой видеозаписи. Очень громкое было дело! Причем не только уголовное, но и гражданское. И вот когда Ковалев обратился в суд по поводу защиты чести и достоинства, со стороны Генеральной прокуратуры в суд не были предоставлены основные доказательства. Не было оригинала кассеты с записью, на которой якобы был изображен Ковалев в бане. Были только какие-то усеченные копии. И я очень хорошо помню, что обратился тогда в одну коммерческую структуру и попросил ребят-компьютерщиков, чтобы они рассказали мне механизм создания усеченных копий, как делается монтаж. Я передал им эту усеченную копию, и они мне все продемонстрировали; тут выяснилось, что на этой усеченной копии министра юстиции Ковалева не было! То есть был некто в бане с этими девчонками, фото которых публиковали газеты, но это был не Ковалев. Я обращался много раз к генеральному прокурору, которым тогда был как раз Юрий Скуратов, считавший, что на кассете записан именно Ковалев. И как судьба потом обернулась с самим Юрием Ильичом! При тех обстоятельствах он ведь мог все решить по закону: раз нет оригинала записи, то как можно предоставлять в суд усеченные копии, которые кто-то где-то слепил? Я долго убеждал Скуратова, делал соответствующие официальные обращения... но он принял такое решение. А через девять месяцев с ним самим произошла аналогичная история!

Москва, сентябрь 2009 г.

АЛЕКСЕЙ ПУШКОВ

Пушков Алексей Константинович — автор и ведущий аналитической программы «Постскриптум» на канале ТВ Центр. Родился 10 августа 1954 г. в Пекине. В 1988—1991 гг. был спичрайтером Михаила Горбачева. Профессор и преподаватель МГИМО.

— С 1995 по 1998 год Вы занимали должность замгендиректора ОРТ, когда там вовсю рулил Борис Абрамович. Почему же в 1999 году, во время известной жесткой предвыборной кампании. Вы оказались по ту сторону баррикад от Березовского?

— А я и не был с ним на одной стороне баррикад. На ОРТ «людьми» Бориса Абрамовича были те, кто занимался финансовым управлением, прежде всего ныне покойный Бадри Патаркацишвили, а также руководители информационного вещания — Ксения Пономарева, затем — Татьяна Кошкарева. Я же отвечал за общественные и международные связи ОРТ. Сама по себе эта должность не предопределяла принадлежность к клану Березовского, более того, с тем же Патаркацишвили — и это знали многие на канале — у меня были очень непростые отношения. Я работал с генеральным директором Сергеем Благоволиным. Когда он ушел, вслед за ним ушел и я. Кстати, Благоволин ушел оттуда в знак протеста, когда «люди» Березовского стали поливать грязью Примакова и Лужкова.

— Доренко, по-Вашему, — журналист?

— Профессионально, конечно, журналист. Разные журналисты бывают... Вот папарацци — это журналисты? Раз их работа востребована журналами, значит — журналисты. Но если вы меня спросите, как я их оцениваю, отвечу: мерзавцы!

— Тогда мерзавцы не только такие журналисты, но и те, кто их к этому толкает или толкал, их начальники. Владислав Юрьевич Сурков, Татьяна Петровна Кошкарева... Разве не они устами обычных корреспондентов давали в эфир некорректную информацию в отношении Евгения Максимовича Примакова?

— Мне это доподлинно неизвестно. Березовский сам, лично — я это знаю — сделал своим рупором Доренко... Я, кстати, тогда поражался: на что Доренко в профессиональном смысле надеется?! Он мог, конечно, расправиться с Примаковым, сказать, что у

Евгения Максимовича все суставы вставные. Мог обвинить Лужкова неизвестно в чем! Но я прекрасно понимал, что этой «деятельности» хватит на полгода-год...

— А формально заправлял всем этим разве не Сурков, вряд ли без благословения Березовского являвшийся в 1998 — 1999 гг. первым заместителем генерального директора ОРТ? Тогда отличился ведь не один Доренко, и явно не вопреки начальству.

— Вы знаете, есть такая категория людей, агрессивность которых на экране маскирует глубокие личные комплексы. Доренко всегда критиковал власть, потому что никогда во власти не был и не имел туда доступа. А это важно! Я не испытываю от огульной критики власти идеологического кайфа. Я был во власти. Я работал на высшем уровне, писал доклады и речи на закрытых дачах ЦК КПСС, участвовал в международных переговорах. У Доренко такого опыта не было, он видел во власти какую-то магию и атаковал ее, чтобы быть к ней причастным хотя бы так. Березовский точно угадал суть Доренко и вышел на его «мягкое место». Березовский ведь не просто сделал Доренко своим рупором, он стал брать его во власть — водил на закрытые совещания, советовался, обещал блестящее будущее. Доренко стал человеком, которому доверял сам «великий» Борис Абрамович! И Доренко, видимо, был этим очарован.

— Вам не кажется, что современная политическая аналитика порой приобретает фарсовые формы? Вот Глеб Павловский с его мультфильмами... Неужели не нашлось более привлекательного телеведущего, с профессиональными манерами и содержанием передачи, нормальной дикцией, в конце концов?

— Передача Павловского была сделана под конкретный проект, под ситуацию «От Путина к преемнику». Она появилась за три года до президентских выборов 2008 года и через месяц после них была закрыта. Это была программа с четкой политической задачей: создать дополнительный информационный рычаг в преддверии перехода власти или же сохранения Путина у власти. Что касается лично Павловского, то, что бы ни говорили, в политике он разбирается. Хотя, конечно, для ТВ этого недостаточно.

— Да Павловский и не журналист вовсе. К тому же в информбоях той же предвыборной кампании 1999 года Павловский, по мнению многих СМИ, вспоминал о цеховой солидарности в последнюю очередь.

— Знаете, я тоже не журналист. Я — дипломат и политолог. Журналистика просто сфера моей профессиональной занятости, скажем так. Глеба я хорошо знаю за пределами телеэкрана и не хотел бы комментировать его телепрограмму. А о политическом значении его телепередачи я уже сказал.

— Можете, как профессиональный международник, сказать: улучшился ли мир после гибели Советского Союза и прекращения «холодной войны»?

— Мы отказались от «холодной войны». Что, мир сильно улучшился? На самом деле после договоренностей 1970-х годов между Советским Союзом и США никакой серьезной угрозы ядерной войны не было. Все уже было под контролем. Был договор о противоракетной обороне. Подписывались договоры о сокращении наступательных вооружений. Но вот после «холодной войны» мы, как выражался Олдос Хаксли, вступили в прекрасный новый мир.

И что мы увидели? Первую войну в Европе после Второй мировой войны! Я имею в виду Югославию, бомбардировки Белграда, разрушение мостов через Дунай. Через двенадцать лет после распада СССР мы увидели захват Ирака, крупного суверенного государства, члена ООН. Раньше американцы себе такого не позволяли. Они могли позволить себе лишь захват Гренады, маленького острова у них под боком. А еще 11 сентября, теракты, Афганистан. Ну, и кто скажет, что мир после «холодной войны» лучше прежнего мира? Да, границы открылись, появились свободы — это большой плюс. Но в лице Советского Союза исчез противовес американской мощи, и эта вседозволенность завела Америку в тупик. Избрание Барака Обамы — это признание самой Америкой полного тупика идеи однополярного мира. Нынешний мир может стать лучше мира времен «холодной войны», но над этим надо работать.

Москва, июль 2009 г.

АЛЕКСАНДР ХИНШТЕЙН

Хинштейн Александр Евсеевич — журналист газеты «Московский комсомолец», депутат Госдумы. Родился 26 октября 1974 г. в Москве. Профессор, член-корреспондент Академии проблем безопасности, обороны и правопорядка. Награжден орденом Почета.

— 1990-е годы стали эпохой компромата. Почему именно Вам, Александр Евсеевич, совсем молодому журналисту, спецслужбы в свое время доверили распечатки прослушек высших лиц государства для последующей их публикации? Чем они мотивировали свой выбор?

— Да ничем не мотивировали. Просто в тот период времени мало кто из журналистов был готов сотрудничать (в хорошем смысле слова) со спецслужбами. Это считалось чем-то зазорным. Для меня же главным критерием всегда являлось содержание, а не форма, то есть чтоб читателю было интересно.

— Проводились ли потом экспертизы на подлинность этих записей и каковы были ее результаты? Получали ли Вы деньги за публикацию прослушек отдельно?

— Ну, прослушки как таковые я никогда не публиковал; исключительно в контексте журналистских материалов. Получал, разумеется, гонорар. А экспертиза, если не ошибаюсь, проводилась только один раз, когда в 1996 году я опубликовал стенограмму «тайной вечери» Чубайса и Илюшина: кеш выйти из скандала с «ксероксной» коробкой. Чубайс заверял потом официально, что запись — фальшивка, он ничего подобного не говорил. Однако Генпрокуратура провела экспертизу и установила: Анатолий Борисович — врет. Письмо тогдашнего генпрокурора Скуратова о том, что запись подлинная и на ней голоса именно Чубайса и Илюшина, хранится у меня до сих пор.

— Во многих своих книгах Вы прямо хвалите советские времена. Кто Ваш любимый генсек?

— Любимыми могут быть папа и мама... А самый хороший в моем понимании генсек — это Брежнев. Из всего того, что я читал, из всего того, что рассказывали мне о Брежневе люди, хорошо его знающие, у меня вырисовывается совершенно иной образ, чем мы его себе прежде представляли. За всю историю XX века у нас было только три правителя, которые поднялись выше собственных амбиций и не стали топтать своих предшественников. Зачастую нет же лучшего пьедестала, чем тело поверженного предшественника. Это Сталин по отношению к Ленину. Брежнев по отношению к Хрущеву. И Путин по отношению к Ельцину. При этом, обратите внимание, что, не меняя общий тренд, то есть не меняя политическое и государственное устройство, они сумели полностью изменить содержание этою тренда. С формальной точки зрения ельцинская и путинская Россия — это одно и то же. Та же Конституция. Те же законы. То же устройство власти. При этом абсолютно другое наполнение всех этих элементов. То же самое сделал и Брежнев. Существуют ведь как бы два Брежнева...

— Нет, ну как можно все-таки Брежнева сравнивать со Сталиным?

— Хорошо! Сформулируйте свои претензии к Брежневу.

— Уровень личности ничтожный.

— Почему вы считаете, что руководитель государства должен быть гением? Взглянем на США. Кризис, который сегодня переживает весь мир, должен был наступить 20 лет назад. Человек, который вытащил Америку из пропасти, куда она катилась, был не кто иной, как Рональд Рейган, только что пришедший к власти президент США. Случилась, что называется, «рейганомика». Одновременно произошел распад СССР. И американцы, получив громадный рынок сбыта, оттянули свои финансовые неурядицы. С точки зрения личности Рейган ведь был абсолютно посредственным человеком.

— Но это ведь неестественно для руководителя сверхдержавы...

— В нашем архаичном понимании только царь и должен во всем разбираться. В действительности — управленец обязан быть прежде всего топ-менеджером. В масштабах государства, естественно, это иные потенциалы и функциональные объемы. Он должен подобрать команду эффективных помощников. Рейган с этой задачей справился. У него были очень умные советники, отличный аппарат Белого дома. Этот аппарат формировал определенную стратегию, президент с нею мог и не соглашаться. Но в результате такая политика позволила Америке выйти из кризиса. Схожая конструкция власти была и у

Брежнева. Взглянем на экономическую составляющую страны при Брежневе. Россия в 90-х годах выжила только за счет того, что ей досталось наследие Брежнева. При Брежневе была создана нынешняя система ЖКХ. При Брежневе были построены КамАЗ, ВАЗ и масса других гигантов. При ком был построен нефтяной трубопровод и освоены нефтяные месторождения? Началась добыча газа?.. «Голубой поток» — это не что иное, как вторая жизнь газопровода «Дружба», построенного Брежневым. Он сумел создать задел, с помощью которого страна выжила в голодное время. Но, к сожалению, с определенного времени сам Брежнев оказался недостоин той участи, которая выпала на его долю. Я ж не зря сказал, что есть два Брежневых. Ранний сумел сделать очень важное для страны: удержал ее от шараханий из стороны в сторону. Он дал людям стабильность. При Брежневе люди перестали бояться завтрашнего дня. То, что было при Сталине и Хрущеве, а появилось вновь при Горбачеве и Ельцине. При Брежневе никто не думал, просыпаясь утром: а не сменилось ли очередное правительство, не рухнул ли доллар, не убили ли очередного депутата, не остановились ли автобусы... и так далее.

— Вы книгу о Брежневе пишете, что ли?

— Да, планирую. Так вот, в дневниковых записях я читаю приблизительно такие строки... «Лег на операцию в ЦКБ. Плохо без любимой работы и товарищей. Скорей бы вырваться. Ура! Вышел на работу, приступил наконец-то к любимому делу». Еще я читал журналы приемной генерального секретаря, которые велись ежедневно с момента его избрания и до момента его смерти. Где четко фиксировалось его прибытие и убытие, кто ему звонил и с кем он просил соединиться. Сумасшедший график! С восьми утра до одиннадцати вечера. Причем, прилетая из отпуска, он прямо из аэропорта ехал на работу в Кремль. Он ходил и по субботам на работу. Он был исключительно работоспособный, моторный человек. При этом он ни на кого не давил и не заставлял принимать свою точку зрения. Старался избегать конфликтов и острых ситуаций. Словом, если бы Брежнев ушел в 1975 году, когда он пережил клиническую смерть, то последующая ситуация в стране могла быть и иной.

— Возможно, ему бы и памятники еще стояли...

— Совершенно справедливо. Если взять сегодняшнюю социологию в отношении Леонида Ильича, мы увидим, что в памяти большинства людей он воспринимается абсолютно позитивно.

— Весьма пышное 100-летие было отпраздновано...

— Да, в 2006 году. К сожалению, СССР не использовал тот шанс, который у него был и который использовал Китай. Когда китайцы начинали свой грандиозный экономический проект в 1979 году, у них ситуация была совершенно иная, чем в СССР. Китайцы доели последних воробьев, и жить им было не на что. А все, что требовалось тогда Брежневу, — это лишь диверсифицировать экономику. Остальные претензии к эпохе застоя сводятся к следующему. Это травля диссидентов... Если посчитать количество погибших в локальных конфликтах в 1990-е годы и сравнить их с количеством погибших диссидентов, то цифры скажут сами за себя. Дальше. Проблема так называемого дефицита. Эта проблема могла бы решиться так же, как она решилась в Китае.

В тот период — 1975 год — мы дошли до пика своего экономического могущества. Есть же объективные показатели развития государства. Это валовый внутренний продукт. Это естественный прирост населения. Это уровень жизни, наконец. С этих точек зрения Советский Союз к середине 70-х годов дошел до своего наивысшего развития. И до этого уровня мы сегодня никак не доберемся. Условно говоря, те задачи, которые сегодня ставит российская власть, — это достичь уровня 1990 года.

Москва, февраль 2009 г.

ВАЛЕРИЙ КОМИССАРОВ

Комиссаров Валерий Яковлевич — известный телеведущий, автор передачи «Моя семья». Родился 12 апреля 1965 г. в Харькове Украинской ССР. Был комсомольским секретарем молодежной редакции ЦТ, спецкором программы «Взгляд». Экс-председатель комитета Госдумы по информации, информационным технологиям и связи.

— Валерий Яковлевич, Вы — мой бывший коллега, начинали, насколько я знаю, еще во «Взгляде»...

— Даже раньше, еще до ВИДа. Я начинал свою журналистскую трудовую деятельность в молодежной редакции Центрального телевидения. Тогда ее возглавлял Сагалаев Эдуард Михайлович. Был еще Советский Союз, Гостелерадио... все как положено, это был 1987 год. Там была кузница молодых и, будем так говорить, дикорастущих и в то же время перспективных в профессиональном и глубоких в человеческом и духовном плане людей. Я работал администратором у Владимира Яковлевича Ворошилова, который тогда вел «Что? Где? Когда?». Также администратором я работал у Маслякова Александра Васильевича, который продолжает, слава богу, и сейчас делать КВН. Я работал корреспондентом в программах «Взгляд», «Пресс-клуб», на «Авторском телевидении»...

— После развала Советского Союза возникло новое веяние: хождение журналистов во власть. Как Вы из нашей сугубо нечиновничьей профессии пришли в политику?

— Все предельно просто. И тогда, и сейчас я придерживаюсь точки зрения, что, если ты хочешь, пусть даже творчески, кому-то что-то доказать, изменить жизнь к лучшему, ты должен иметь для этого соответствующие рычаги и возможности. Как на самом деле трактуется «обломовщина»? Человек ничего не предпринимает, отговариваясь тем, что не хочет никому навредить. Многие люди говорят: «Мы занимаемся чистым творчеством и этим улучшаем жизнь». Может быть, они в чем-то и правы, я не хочу их осуждать. Но я воспитан при советской власти, и это означает, что меня волнует все: начиная от голодающих в Африке, проблем Кубы и так далее.

— Телевидение, на котором Вы вели авторскую программу в 1990-е годы, и есть «четвертая власть». Улучшали бы жизнь, используя ее возможности.

— Да, я с 1996 года вел программу «Моя семья». Ко мне приходили простые люди: матери, жены, отцы, братья и сестры — приходили с конкретными просьбами. Женщину, родившую ребенка, к примеру, увольняли с работы. Я тут же бросался звонить соответствующему чиновнику, а мне в ответ говорят: «Ах, Комиссаров!.. Конечно, знаем — хороший ведущий! Ну, вот и веди себе дальше...» Я: «Ну, как же так?! Вы же нарушили закон, уволив мать двоих младенцев! Им теперь есть нечего...» Мне снова в ответ: «Ты — ведущий? Ну, вот и веди...» Помните, как у Высоцкого? Ему один полковник говорит: «Спой, Володя!» А Высоцкий ему: «Постреляй, полковник!» Это был самый разгар наших лихих девяностых, когда шло некое броуновское движение: гвозди меняли на насосы, насосы на апельсины, все занимались брокерством, не зная, что это такое, и грезили, что впереди все хорошо. Вот тогда я и понял, что что-то можно попытаться изменить, лишь имея для этого рычаги. А рычаги появляются у тебя, когда у тебя есть определенные полномочия. Я сознательно пошел во власть...

— В 1990-е годы телепередачи с кадрами драк, убийств, пыток заполонили телеканалы. Как Вы относитесь к желанию запретить насилие на экране... Планируется ведь такая поправка?

— Хорошая поправка! Вы — против? Я — не против! Только давайте сначала копнем глубже, к чему она может привести. Все фильмы о войне — это насилие! Как можно бороться с насилием, не применяя праведную силу, скажите? Если наши войска в «Освобождении» наступают и убивают фашистов — это тоже насилие?! «А зори здесь тихие»! В кадре убивают несколько красивых девушек!!! Убивают зверски... Это что — насилие?! Или возьмем фильм с прекрасным названием «Бандитский Петербург». Я-то убежден, что Петербург не бандитский город в прямом понимании этого выражения... Очевидно, что в названии имеется в виду пусть маргинальный, но только узко определенный срез общества Петербурга, срез, который есть в абсолютно любом другом городе. Бандитская Тула, бандитский Владивосток... И, напротив, есть Петербург журналистский, Петербург чиновничий и так далее. Но почему фильм «Бандитский Петербург» так активно смотрят? По одной простой причине. Вовсе не ради «чернухи», а ради того, чтобы увидеть образ человека, который борется за справедливость, который сможет защитить... Вот и все! В этом весь секрет полицейских сериалов или такого рода фильмов. «Бандитский Петербург» хороший фильм, я его с удовольствием смотрел.

Да, безусловно, некий перебор насилия на телевидении есть. И будет! И он есть в любой другой стране. Да, но в ресторане тоже есть перебор еды, вы можете там наесться или напиться так, что вас «Скорая помощь» заберет. Умейте вовремя останавливаться и делать выбор. К тому же все постепенно сегментируется. Если вы посмотрите государственный канал, там в этом отношении выверенная, выстроенная политика и вопросов нет. Но есть так называемые «мужские каналы»... Если фильмы сняты ради того, чтобы исключительно показать горы трупов, — их надо ставить в позднее время. Что, мы будем создавать 16 каналов «Культура»?! Кого сегодня ни спросишь: «Что ты смотришь?» — «Канал «Культура»! Ну, это же вранье! Притом, что «Культуру» сейчас возглавил прекрасный профессионал Шумаков Сергей Леонидович. Просто все хотят прослыть интеллектуалами, которых интересуют только Шнитке и Бах. Мы все любим и Баха, и Шнитке, но когда мы их в последний раз слушали-то? Кстати, помните обилие желтой прессы в 1990-е годы? Где она? Нет... растворилась. Потому что читатель сам отверг ее. То же самое происходиг и с фильмами, которые сняты ради насилия. Да их уже стало намного меньше. А останется ровно столько, сколько их будет готов воспринимать зритель. А если принять закон о насилии, то любой житель Васильевского острова Санкт-Петербурга выиграет суд у любой телекомпании в отношении любого телефильма. В том числе против моего любимого — «В бой идут одни старики».

Санкт-Петербург, ноябрь 2009 г.

Глава четвертая. БАЙКИ «НОВЫХ РУССКИХ»

Честно говоря, я некоторое время прикидывал, а нужна ли эта глава? Уж больно сомнительные личности в ней собрались. Ведь «новые русские» ни у кого симпатий не вызывают. Воровали. Грабили. Убивали. Народ презирали. Перед властью пресмыкались. Деньги свои тратили нарочито, одни только «кровавые шкафы»^[36] чего стоят.

Все так и обстоит. Но! Как я уже неоднократно подчеркивал, эта книга — свидетельство эпохи, ее нравов, в том числе и ужасных, поэтому обойтись без одного из ее знаковых явлений, каковым несомненно были первые предприниматели ельцинской и даже еще горбачевской эпохи, было бы исторически и профессионально неверно. Поэтому вам и предстоит узнать откровения, пожалуй, наиболее ярких представителей сообщества «новых русских»: Артема Тарасова, Германа Стерлигова, Сергея Мавроди. Выводы о них, господа, делайте (если еще, конечно, не сделали), пожалуйста, сами.

Лично в моем классовом сознании «новые русские» стояли (и стоят) между бандитами и милиционерами, то есть являлись, как и оба эти явления, абсолютным злом для государства и народа. Неспроста же и гибли «новые русские» не реже, а то и чаще братвы и милиционеров. Кадрами убийств бизнесменов новостные выпуски в 1990-х открывались едва ли не ежедневно. «Сегодня в центре Москвы при выходе из лифта в подъезде своего дома был застрелен владелец ОАО. Труп обнаружили спустя несколько часов после убийства, когда кровь стала стекать на нижний этаж и испачкала детскую коляску соседей жертвы преступников...» — монотонно бубнили дикторы, комментируя сюжеты с реками «новорусской» крови. Конечно, никому жертв эпохи передела государственной собственности не было жаль, напротив, потирали руки: чтоб они, гады, друг дружку перестреляли. И в этом, если хотите, была своя сермяжная правда.

Ибо бизнесмены 1990-х сами были преступниками. И все это отлично понимали. И дело тут, конечно, не в том, что оттяпывали нувориши куски друг у друга незаконными методами, на это можно было бы наплевать, а в том, что они вырывали кусок из горла голодного и нищего народа. Не очень-то я и фигурально выражаюсь, кстати, если припомнить хотя бы всенародную аферу с ваучерами, поскольку обещанная Чубайсом «Волга», как компенсация всех богатств страны, накопленных всеми ее поколениями, была устным признанием: мы вас собираемся ограбить, за что Анатолия Борисовича тогда же надо и было арестовать да судить. Не, судили. И плакала не только «Волга», но даже жалкие крохи, которые сулили ваучерные фонды, закрывшиеся тотчас, когда непуганный капитализмом народ покорно снес туда чубайсовские фантики — читай, достояние России. На ваучеры «новые русские» выкупили предприятия, приватизировали промышленные фонды и выкинули оттуда народ на улицу, голодать.

Но что Чубайс? Это, так сказать, вершина многоликого криминального айсберга, но ведь тысячи Чубайсов попроще чувствовали себя в ельцинской России ничем не стесненней, чем рыжий Толик. Шакалы на теле умирающего Советского Союза — вот кем были тогдашние бизнесмены. Их роль в том, что СССР не смог в 1990-е подняться, крайне велика. Ведь именно они, словно пиявки, присосались к каждой его артерии и не позволяли могучему когда-то экономическому государству продохнуть даже перед смертью.

«Новые русские» не имели национальностей, страну, в которой грабили, презирали, награбленное моментально отправляли на Запад, а потом, если оставались живы, перебирались туда и сами. Их и теперь там околачивается тьма, и, на мой взгляд, все эти налоговые амнистии и прочие прощения со стороны государства в случае возврата капитала пустое дело: «новый русский» добровольно не вернет и копейки, поскольку понимает только язык силы — юридической или физической. Поэтому уголовные дела на «новых русских» эпохи Ельцина надо реанимировать, дать им полный ход и предложить сдать награбленное добровольно. Ну, а если и это не поможет, создать новую «Белую стрелу»^[37]. Не растеряли же, в конце концов, свои навыки нынешние наследники Павла Судоплатова.

Когда в биографии какого-нибудь уважаемого в обществе человека встречается фраза «в 1990-е годы занимался бизнесом», он для меня автоматически перестает существовать, ибо воров, вернее, таких воров прощать не за что, и никакие их последующие заслуги не вытравят из моего сознания их крысиной сущности, их мародерского нутра. Бизнесмены 1990-х — мародеры. Мародеры на теле умирающей родины, на плечах собственного несчастного народа, поэтому никакой социальной и нравственной реабилитации эти люди не подлежат, заслуживают исключительно тотального остракизма, всенародной обструкции — если не персонально, то как класс, — и, как я уже сказал выше, тщательного уголовного анализа их «деятельности» в период правления Ельцина.

В книге «Дисциплинарный санаторий» Эдуард Лимонов в 1989 году предрекал, что цивилизованный мир когда-нибудь придет к периодическим расстрелам бизнесменов с последующими сообщениями об этом в газетах. А что, и впрямь недурно было бы прочитать: «Сегодня казнены еще 70 бизнесменов, пытавшихся обманным путем присвоить себе государственную собственность. О приведении в исполнение приговора над остальными бизнесменами сообщим завтра...» И все! Лучшая острастка для крысы-бизнесмена — сила. Абсолютно прав писатель Лимонов. Ибо живой бизнесмен — ворующий бизнесмен. Отрубать ему руку, как когда-то в Китае, бессмысленно, будет воровать оставшейся.

Общеизвестно, что, придя к власти, президент Путин припугнул олигархов: дескать, полезете в политику, придется вспомнить о ваших темных делишках в 1990-е годы. Я редко в чем не согласен с Владимиром Владимировичем, но в данном случае он, на мой взгляд, проявил мягкость. Представляете, каким бальзамом на душу народу был бы телерепортаж из исправительной колонии да хоть того же Краснокаменска, где сидел Ходорковский: «И вот отряд заключенных выводят на вечернюю поверку. Начинается перекличка. Заключенный Ходорковский? Здесь. Заключенный Абрамович? Здесь. Заключенный Дерипаска? Здесь. Заключенный Вексельберг? Здесь. Заключенный Фридман? Здесь. Сообщаем вам, что при попытке совершить побег из колонии были убиты заключенные Березовский и Гусинский, а заключенный Лужков, не желая сдаваться, покончил с собой».

«Новые русские» не только воровали, они растлевали власть, поэтому и породили коррупцию. «Без договора нет разговора» — известный постулат распоясавшихся бизнесменов 1990-х годов. Милиция, суды, исполкомы, советы народных депутатов... (что еще там?) Все эти и другие государственные структуры сумели в 1990-е годы, раздавая взятки налево и направо, развратить «новые русские». Поэтому ноги сегодняшней коррупции растут из 1990-х, уж извините, адепты той эпохи и хулители нынешней. И, по сути, критикуя сегодняшнюю власть в отсутствии борьбы с коррупцией, вы предлагаете ей отправить в компанию к Ходорковскому его коллег-бизнесме-нов, но уверен: если такое произойдет, то вы первые и поднимите вой о преследовании их по политическим мотивам и сделаете этих, мягко говоря, жуликоватых господ узниками совести.

Воистину, для борьбы с «чекистским режимом» все методы хороши.

АРТЕМ ТАРАСОВ

Тарасов Артем Михайлович - генеральный директор ООО «Институт Инноваций». Родился 4 июля 1950 г. в Москве. В 1989 г. СМИ назвали Тарасова «первым легальным советским миллионером». В 1989—1991 гг. — народный депутат РСФСР, в 1993—1995 гг. — депутат Государственной думы. В 1996 г. пытался баллотироваться в президенты России.

— Гибель Советского Союза сопровождалась чередой скандалов, связанных с хищениями в государственном масштабе и бывших, по сути, предтечей разграбления страны в 1990-е. Вам, к примеру, вменяют аферу с чеками «Урожай-90», за которую, мол, Вас преследовал Гайдар...

— Эти обвинения не имеют под собой никакой почвы, у нас был официальный акт, в котором признавалось, что единственная компания, выполнившая свои обязательства по программе «Урожай-90», и есть наш «Исток». Эти данные были у Гайдара на столе.

Зато потом в течение 7 лет Государственная дума отдельной строкой выделяла в бюджете деньги на покрытие убытков, нанесенных программой «Урожай». Миллиарды долларов незаконно изымались из бюджета России, и дальше они шли непонятно кому в карманы. Кстати, и мое уголовное дело ни шатко ни валко продолжали вести для того, чтобы бесконтрольно осваивать эти огромные деньги. И когда я об этом заявил в Государственной думе как депутат, меня собрались убить или посадить в тюрьму, вынудили снова уехать в эмиграцию в Лондон.

— Кстати, почему в Госдуму в 1995 году Вы избрали» из Лондона, из эмиграции? Причем в комитет по безопасности.

— Да для того, чтобы у меня образовался иммунитет. А в комитет по безопасности я пошел сам; там тогда сидели 27 прокуроров, 40 милиционеров, Юрий Власов и журналист Невзоров. Они меня спрашивают: «Ты чего сюда пришел?» Я отвечаю: «Вы о безопасности знаете только со своей стороны, а я знаю о ней изнутри, поэтому как эксперт я вам просто необходим». Они меня там оставили...

— И, «находясь в Госдуме, А.Тарасов стал автором экономической амнистии, принятой Думой в 1994 году, по которой были прекращены дела в отношении 110 000 предпринимателей, обвиненных за хозяйственные преступления во время СССР, а сами они были выпущены на свободу» — снова цитата с Вашего сайта. Теперь мы знаем, кто освобождал жуликов из тюрем...

— Жуликов среди них быть не могло, потому что речь шла в основном о «красных директорах» и председателях колхозов, об экономических преступлениях такого плана, когда, скажем, директор завода открывал какой-нибудь новый цех и платил там зарплаты больше, чем можно было в советское время; то есть это были люди, осужденные на 5 — 6 лет за мелкие хозяйственные преступления. А по статьям «Аферизм» или «Мошенничество» мы никого не выпускали.

В ту амнистию на свободу вышло около 40 тысяч человек, которые, например, при совхозах или колхозах открывали цеха по производству консервов и которые после освобождения тут же влились в законный бизнес, а не стали рецидивистами. МВД мне каждый день отчитывалось о количестве выпущенных людей, и когда эта цифра перевалила за 100 тысяч, я понял, что сделал огромное дело. Может быть, самое важное в моей жизни!

— Не избравшись в очередной раз в депутаты, Вы надумали решить проблему личной неприкосновенности кардинально: ни много ни мало стать в 1996 году президентом России.

— С точки зрения неприкосновенности в этом случае все произошло для меня как раз наоборот: моментально открыли все старые уголовные дела. Всем в то время вертел Боря Березовский. Он вызвал меня к себе в кабинет в Доме приемов ЛогоВАЗа и сказал: «Мы наняли Чубайса, дали ему карт-бланш, а ты тут под ногами мешаешься!» Помните, была семибанкирщина? Они тогда действительно скинулись, дали деньги и сказали: «Переизбрать Ельцина, живого или мертвого! Если умрет, переизбрать мертвого, а потом сказать, что он умер после выборов!» Ельцин же тогда функционировал один час в день, остальное время лежал под капельницей, умирал. Еще до операции на сердце.

И Чубайс решил, что убрать с выборов надо всех, кто играет на поле Ельцина: Горбачев — прекрасно, надо зарегистрировать, Лебедь — прекрасно, заберет голоса у коммунистов, Тарасова и Старовойтову — и близко не подпускать! Единственным, кто сумел пролезть на ельцинском поле, был Явлинский, потому что заранее понял процедуру, по которой нас собирались мочить. А мочили нас так.

Мы сдавали подписи, сброшюрованные по тысяче в альбоме; укомплектованные таким образом, я сдал 1 миллион 340 тысяч подписей, которые люди собирали реально, даже в Чечне, под пулями. Но избирком брал мой альбом, находил в нем одну подпись: «Поддельная!» и браковал сразу весь альбом; таким образом у меня за 2 дня отбраковали 420 тысяч подписей и в регистрации отказали. Так же забраковали и Старовойтову. Явлинский же брошюровал по 3—5 листиков в альбом, сдал несколько грузовых машин альбомов. Когда в избиркоме это увидели, его даже проверять не стали.

После того как меня не зарегистрировали кандидатом в президенты, я подал иск в Конституционный суд о признании президентских выборов 1996 года недействительными; ведь, по крайней мере, миллион моих избирателей был лишен права голосования; люди-то меня выдвигали реально.

— Вы уже упомянули о второй лондонской эмиграции. Почему на этот раз пришлось бежать из России?

— «По вновь открывшимся обстоятельствам». Так звучала формулировка, по которой ельцинская Администрация реанимировала мои старые уголовные дела; им надо было убрать меня из России. Вот я и убежал опять, чтобы не сидеть в тюрьме, в том числе и «за контрабанду нефтепродуктов из Советского Союза»...

— Писали, что Вы украли танкер с мазутом.

— Мы действительно продавали на Запад дешевый мазут, который выкупали на Кременчугском заводе, доставляли его в порт Одессы, делали химана-лиз, заливали в танкер, увозили, а вот про «украденный» танкер была придумана целая история. «Липа». Я тогда говорил: «Как вы себе представляете кражу танкера: что, я к пляжу ночью подогнал тысячетонный танкер, что, сам засунул туда нефтепровод и заполнил, что ли? Если я контрабандист, то, значит, тогда контрабандисты и все таможенники, и пограничники, которые этот танкер выпустили; сажайте нас тогда вместе».

А меня, между прочим, даже не пускали в порт, где грузились танкеры, это была запретная зона, там посторонних не должно было быть. И документально у меня все было оформлено правильно, были контракты, подписанные Техноэкспортом. Мы же не имели в то время лицензии на право заниматься внешнеэкономической деятельностью и нанимали для этого государственные торгово-экономические организации, которые действовали от нашего имени. За тонну мазута мы получали 90 долларов.

— Действительно английское правительство, сочтя обстоятельства Вашей жизни «особыми», выдало Вам разрешение на постоянное жительство в Англии вне официально требуемых сроков и процедур?

— Это не так. Я инвестировал средства в английскую компанию и по английскому закону получил статус «independence mean» — по-нашему вид на жительство, который позволил мне путешествовать по всему миру, с ним я прожил много лет; но у меня нет и никогда не было английского паспорта. Английский паспорт ведь не выдается просто так. Чтобы его получить, надо отказаться от гражданства своей страны. Я никогда в жизни не отказывался от гражданства России, хотя лет через 5 жизни в Англии мне сказали, что я могу претендовать на английское гражданство, если напишу заявление в посольство России, что отказываюсь от своего гражданства. Но я этого делать не стал.

— Зато в результате не потеряли возможность баллотироваться в губернаторы Санкт-Петербурга. Как это произошло?

— Моя предвыборная кампания в губернаторы Санкт-Петербурга в 2000 году стартовала тоже из Лондона. Кстати, меня поддержала Валентина Ивановна Матвиенко, снявшая, если вы помните, свою кандидатуру. Но на этих выборах мне сразу сказали, какое место я займу, и даже назвали количество голосов, которые я получу. И я действительно разделил 3—4-е места, невзирая на exit poll, предсказывающий мне как минимум второй результат.

Более того, один из кандидатов накануне выборов хотел меня «убрать»: беседовал по этому поводу с бандитами: «Что тут у нас делает Тарасов, он мне все карты путает». Но бандиты ему ответили: «Для нас Тарасов — крестный отец. Все, что мы сегодня имеем, сложилось благодаря Тарасову, иначе бы мы до сих пор жили в коммунистической стране. Единственно, что мы можем вам пообещать, что не будем помогать Тарасову. Но тронуть не дадим никому». Об этой беседе мне потом рассказали.

Москва, февраль 2011 г.

СЕРГЕЙ МАВРОДИ

Мавроди Сергей Пантелеевич - основатель крупнейшей в истории страны финансовой пирамиды МММ. Родился 11 августа 1955 г. в Москве. В 1994 г. из тюрьмы избрался в Госдуму. В 1997— 2003 гг. — во всероссийском и международном розыске. В 2003 — 2007 гг. — заключенный тюрьмы «Матросская тишина». Создал МММ-2011.

— Не думаю, что Вы будете спорить, что МММ есть прямое следствие исчезновения Советского Союза, где подобного рода фирмы были априори невозможны. Когда и с чьей подачи Вам пришла мысль создать финансовую пирамиду?

— Во-первых, МММ не была пирамидой. Я это тысячу раз уже говорил и в тысячу первый повторяю. А во-вторых, с какой еще «подачи», о чем вы? Кто может советовать Наполеону?

Моя цель, когда я создавал МММ, была заработать там чего-нибудь. По возможности. Тем более ветер перестройки подул, все менялось очень быстро. На глазах прямо. Записи уже не так актуальны стали, их чуть ли не по радио крутить начали. Надо было срочно менять тему. И тут как раз разрешили кооперативы...

— Хорошо. Насколько Вы были единоличны в принятии решений? Любопытно из Ваших уст услышать напоминание, как, собственно, функционировало Ваше детище.

— Очень просто МММ функционировала, что, кстати, вполне естественно, раз участвовали миллионы людей. Были акции и билеты. В одной акции сто билетов. По цене, я имею в виду, как рубли и копейки. Больше, с точки зрения рядового участника, разницы никакой между ними не существовало, поскольку они имели абсолютно равное хождение. Различия существовали, но они были чисто технические, связанные с моими разборками с Минфином. Поскольку это были мои проблемы, все это уже рядового участника не касалось, он даже не в курсе их по большей части был. Для него, повторяю, было решительно все равно, что приобретать: акции или билеты.

Цены на эти акции-билеты менялись дважды в неделю, по вторникам и четвергам. Назначались они лично мной, по моему усмотрению. Но при этом они только росли! Темпами? 100% в месяц, то есть за месяц удваивались. Причем это был никакой не обман, не мошенничество, вы действительно в любой момент могли пойти в любой пункт МММ — а пункты, как вы помните, были во всех городах и весях нашей необъятной Родины, на каждом шагу, как сейчас обменники, — и сдать свои акции-билеты по объявленной мной цене. Без всяких паспортов, объяснений и так далее. На любую сумму! На миллион долларов, на сто миллионов — на сколько захотите. Не хватит денег в пункте, сотрудники позвонят, и через полчаса из центрального офиса подвезут денег, сколько надо. Цены объявлялись по телевидению, радио, печатались практически во всех газетах. Ну, как сейчас курс доллара. Вы звоните, к примеру, узнать время, а вам отвечают: «Курс акций МММ на сегодня такой-то. Точное время...»

— Как долго Вам удалось испытывать доверие населения?

— МММ просуществовала всего полгода, а никакие не года, как все почти поголовно уверены. То есть все было достигнуто мной всего за полгода. 1 февраля 1994 года акции поступили в продажу, а уже 3 августа меня арестовали. За это время курс акций-билетов вырос в 127 раз, и я контролировал на момент ареста примерно треть бюджета страны.

— Действительно деньги из Ваших обменников вывозили, считая на глаз, багажниками машин?

— Багажниками? Не всегда. В багажники иногда не умещалось. Смотря какой пункт. Ну и что, даже если так? Деньги — это же всего лишь бумага. Резаная бумага. И только.

Между прочим, в разгар деятельности МММ брать взятки деньгами или валютой многие уже отказывались. Тому же местному отделению милиции, к примеру, приходилось отстегивать билетами МММ, чтоб они хоть порядок перед нашим центральным офисом какой-никакой обеспечивали. Пост хоть выставили. А иначе же никто пальцем о палец не ударял. Так что милиционеры брали только акциями-билетами: «А зачем мне деньги? Все равно на них билеты сейчас куплю пойду. В очереди еще стоять!»

— МММ рухнула, потому что в Ваш бизнес вмешалось государство? Прогнозировали ли Вы исход событий, связанный с такого рода деятельностью?

— С какого это «с такого»? Ни одной буквы закона МММ, между прочим, не нарушала. Не случайно арестовали меня вовсе не за какую ни за пирамиду и не за мошенничество даже, которое, уж казалось бы, в той-то неразберихе законов пришить практически любому у нас в стране можно было, а за... неуплату налогов! Что уже верх идиотизма просто! С одной стороны — «это пирамида», а с другой — «неуплата налогов». С чего неуплата налогов-то? С пирамиды? То есть с государством не поделился, пирамидку-то свою строя, значит, совершил преступление.

Впрочем, когда речь заходит об интересах государства, логике, естественно, остается лишь скромно отойти в сторонку. Интересы государства превыше всего! В том числе и логики.

Мне, кстати, потом, смеясь, следователи мои объяснили: «Ну, чего вы, как ребенок, Сергей Пантелеевич! Надо же было вас за что-то арестовывать. Ну, придумали эту неуплату. А чего делать-то оставалось? Ведь еще месяц-другой, и не было бы в стране ни правительства, ни президента, а был бы один только Сергей Пантелеевич Мавроди. Единственный и неповторимый». Так что логика тут отдыхает. Тем более что у власти у нашей, у российской, вообще своя, собственная, логика.

И вот еще что. Все время говорят: «Государство!..

государство!..» И про какие-то там «лазейки» все гундосят, которые я, мол, в законах нашел. Что это вообще такое, а? «Лазейки»? Объяснил бы хоть кто. Вот есть закон, я его соблюдал. Этого недостаточно?

А касательно государства. Государство — это конкретные люди. Которые принимают решения. И отдают приказы. В случае с МММ это были Черномырдин и вся его гоп-компания. А «государство» для них было всего лишь ширмой, за которую очень удобно прятаться. Нечто этакое безликое. И безответственное. «Кто шил этот костюм?» — «Мы!» — «Кто развалил МММ?» — «Государство!» Да не государство, а некие конкретные лица, которые тогда дербан страны устраивали. «Прихватизацию» всю эту. А МММ им мешала. Потому что была независимым и неконтролируемым игроком с практически неограниченными средствами.

...«Хотели как лучше!» Честные они, честные! Да вот только ошиблись опять. Вы посмотрите на их рожи! Всех этих наших тогдашних «аллигаторов». Чего они могли хотеть «как лучше»? «Как лучше» — это как им лучше. Голые хватательно-жевательные рефлексы. И ничего больше. «Честные»!..

— Кто был Вашей крышей? У Вас были покровители во властных структурах? Согласитесь, масштаб такой финансовой деятельности в России невозможен был без «крыши».

— Да. Невозможен. Но при нормальных темпах развития. На обычных скоростях. Да, там действуют именно такие законы. А на релятивистских, около-световых законы уже совсем другие. Там теория относительности. А МММ действовала на релятивистских скоростях.

Все слишком быстро развивалось. Начало «прохлопали». Да и как было не «прохлопать», за считанные же недели буквально все раскрутилось, у меня через месяц буквально уже миллионы вкладчиков были, а потом поздно стало. Потом уже только — давай, наезжай! Война, кстати, меня нисколько не страшила. Хочешь повоевать? Попробуй! Я был к ней психологически готов. С самого начала.

Еще один миф. «Куда смотрели власти?.. Почему они ему позволили?» Ха! Как будто я у них спрашивал. Как будто они могли мне «не позволить». Они пробовали. Да только ничего у них не выходило. И после каждого нового раунда МММ становилась еще сильней. Все крепче. На излом. Так закалялась сталь!

В феврале я стартовал, а уже в середине апреля ко мне пришли с «плановой налоговой проверкой». Не пойму до сих пор, с какой «плановой», если даже срок сдачи отчетности еще не пришел? Фирма-то всего два месяца как работать начала? Ну, и где была моя «крыша», спрашивается? Куда она смотрела? На фиг нужны такие «крыши»!

— То есть после налоговой проверки стали с властью считаться?

— Напротив. На следующий же день после проверки я опубликовал два своих заявления во всех центральных СМИ — «Объяснение в нелюбви» и «По тонкому льду», — в которых пригрозил властям референдумом «О доверии к власти». Для референдума требовался тогда миллион подписей, инициировать его мог любой гражданин России, в любой момент, и решения такого референдума были обязательны для всех. Воля народа.

Миллион подписей я собрал бы за неделю максимум. Да быстрее даже! Отдал бы приказ при покупке-продаже акций-билетов требовать автоматически подписи на референдум — вот и все, все бы и расписывались. За милую душу. «Не хочешь?.. Гуляй! Ничего у тебя выкупать никто не будет, раз тебе наши власти дорогие так нравятся. Вот пусть они у тебя и выкупают. А мы по закону не обязаны». Вот и все. И всех делов-то.

Короче, за неделю я подписи собрал бы железно. И все это прекрасно понимали. А дальше что? А дальше ясно что. Власть народ тогда люто ненавидел, кому она нужна-то была? Тем более, если бы я объяснил доходчиво акционерам, что речь идет об их деньгах. Ни больше ни меньше. А я бы объяснил! Нашел бы нужные слова, можете не сомневаться. «Интересы МММ — интересы России!» И все. Можно становиться президентом.

— Хотите сказать, что власть испугалась?

— Да. Власти в панике отступили. «Ах, Вы нас не так поняли!..» Чего я там «не так понял», до сих пор не знаю, а президентом на самом деле я становиться вовсе даже и не собирался. Это я так, пригрозил только. Припугнул. Ведь вообще-то я человек тихий, мирный, домашний, и меня вся эта суета беспонтовая, президентство все это совершенно не прельщает. Никоим образом! Даром мне все это не нужно. Как диплом доктора физтеха. На том, в общем, и разошлись. Первый раунд закончился. Но теперь власти знали, с кем имеют дело.

Ну, и как, по-вашему? Совместимо все это с понятием «крыши»? Укладываются в привычные шаблоны и рамки? Такие вот деяньица? «Крыша»! Да эту крышу ее дружки-приятели «во властных структурах» на куски бы разорвали! Загрызли бы просто. В ступе бы истолкли за то, что она такого монстра им на голову вырастила. Который встанет завтра не с той ноги, с похмелья, скажем, с бодуна... Или просто взгрустнется ему... «Крыша»...

— Какую цель Вы преследовали, аккумулировав посредством своей финансовой деятельности треть бюджета России?

— Начиналась денежная приватизация. Как все будет происходить на практике и к чему приведет, я уже примерно себе представлял. Да и не нужно было быть особым провидцем для этого. Достаточно было всего только на открытые и честные, лучащиеся прямо искренностью, лица наших тогдашних правителей взглянуть. Знаете, как у Щедрина: «Лицо у него было благородное, манеры благородные, но все в целом не оставляло сомнений, что человек этот отнюдь не обратится в бегство перед полковой кассой».

Так вот. Меня такой ход событий совершенно не устраивал. И я собирался в него вмешаться. Все-таки это моя страна. Родина! И я хотел ей помочь. Понимаю, как это звучит, и уже предвижу кривые скептические усмешки многих читателей, но могу сказать, что я ни разу не был за границей, и у меня никогда не было даже иностранного паспорта.

— Можете назвать, кто конкретно был заинтересован в крахе МММ?

— В моем уголовном деле есть отчеты губернаторов президенту Ельцину, как идет «операция» по развалу МММ. Это никакие не домыслы мои, это все есть в материалах уголовного дела и звучало на суде.

— Действительно ли средства МММ пошли на выплаты пенсий?

— Пенсий? Можно, конечно, и так назвать. Да базара нет! На обеспеченную старость пошли бабло-сики. Самых достойных представителей нашей великой нации. Тружеников. Детишкам ихним на молочишко, в общем.

Неужели вы не понимаете, что если бы это было действительно так и деньги МММ пошли действительно на пенсии, то об этом бы взахлеб трубили на каждом углу, во всех наших СМИ, и это не было бы никакой великой тайной, и у вас не было бы, соответственно, никакой необходимости сейчас меня об этом спрашивать. Вы бы это просто знали. Совершенно точно причем. Доподлинно! Это что, не ясно?

Но если это не так, тогда, естественно, возникает следующий вопрос: если власти уверены, что поступили правильно и справедливо, то зачем придумывать такое вот наглое и беспардонное вранье для оправдания своих действий? Циничное совершенно. «Не для себя мы!.. Для пенсионеров!..» Негодяи.

И еще. Если предположить, что деньги все же действительно пошли на выплаты пенсий... Это что же тогда получается? Я один, простой российский гражданин, всего лишь частное лицо, не сподобившийся и не облеченный, без всяких средств и без всякой помощи, решил в два счета всего за полгода все проблемы, над которыми власти наши многомудрые россияновские, обладающие неограниченными практическими ресурсами и возможностями, бьются втуне уже... да и не сосчитать сколько времени! С сотворения мира. Так, что ль? Но раз так, то... Впрочем, додумывайте сами..

— Соответствуют ли в действительности данные, что своей деятельностью Вы нанесли материальный ущерб 10—15 миллионам человек?

— Вкладчиков у меня было порядка 15 миллионов, это да. А с учетом их семей, родственников и так далее — миллионов этак под 50 как минимум. Полстраны фактически. А что я всем им «нанес ущерб» — это уже на совести авторов подобных утверждений. Которым всенепременно хочется выставить меня каким-то монстром, исчадием ада. Пьющим в свободное от прочих злодейств время еще и кровь бедных и несчастных бабушек и дедушек, своих простодушных и доверчивых акционеров.

Расскажу забавный эпизод в тему. У меня попугай был. Огромный розовый какаду. А вы знаете, как эти какаду орут? Это слышать надо. И вот приходит ко мне однажды участковый и показывает мне жалобу. Соседи по двору накатали. Мол, завел я обезьяну, мучаю ее по утрам, отчего она орет «нечеловеческим голосом». Примите, мол, срочно меры! Спасите ее от этого изверга. Не анекдот ли! Реально так было. Вот что делает с людьми зомби-ящик.

Повторяю. Акции-билеты на протяжении полугода, пока действовала МММ, свободно продавались и покупались на каждом углу. Все эти утверждения, что «первые-де успели, а вот все остальные обречены были не успеть», ложь, ложь и ложь! «Успели» миллионы. Выигравших почти столько же, сколько и проигравших. Ну, меньше, конечно, но порядок цифр тот же. Просто проигравшие вопят, а выигравшие скромно помалкивают. Оттого-то и создается впечатление. Что все всё только потеряли. На самом деле это не так.

— Вы уже упоминали, что власть была вынуждена с Вами считаться. Вас действительно неоднократно приглашали в Кремль для переговоров, которые Вы игнорировали?

— Да, приглашали. Неоднократно. И в Кремль, и в Белый дом. Там же расширенные заседания правительства по поводу МММ постоянно шли. Шохин вон вспоминает, как Черномырдин орал матом на силовиков: «Да сделайте же с ним хоть что-нибудь! Иначе все вот-вот рухнет! Все катится в тартарары!» А чего орать? Отдай приказ, вот и все. Но все же уже умные были к тому моменту. Как же, «сделайте»... А потом тебя самого крайним сделают: «Ничего не знаю. Я никакого приказа не отдавал». Как Горбачев «Альфу» в Вильнюсе подставил. Они потом лесами выбирались оттуда. У меня охранники из «Альфы» были, рассказывали.

Так что приказа наш «бедный как церковная мышь» премьер не отдавал. По вполне понятным причинам. Ему ведь тоже крайним становиться не хотелось. Черт ведь знает, как оно все повернется-то. Если тронуть это осиное гнездо проклятое. Тронули вон один раз, попробовали, в мае тогда, с налогами я имею в виду. Так оно все и шло. До поры до времени.

Но взрыв, конечно, назревал. Вечно так продолжаться не могло. Я становился все сильнее буквально с каждым днем. Власти обязаны были что-то предпринимать, если хотели оставаться властями. Как можно было терпеть человека, за спиной которого до 50 миллионов его безоговорочных сторонников? Армия целая. Полностью им управляемая и контролируемая, из людей, которые, что он скажет, то и сделают, не раздумывая и не колеблясь. Проголосуют, подпишут и прочее. Ведь речь об их деньгах идет! Да даже любые акции гражданского неповиновения при необходимости устроят. Среди 50 миллионов найдутся желающие.

...Почему я игнорировал приглашения в Кремль? А о чем мне с ними было разговаривать? Со всей этой камарильей беспонтовой? Платить я им не собирался. Ни под каким видом! Еще чего! А больше говорить с ними вроде как было и не о чем. Они ж только о деньгах всегда разговаривают. Других-то тем нет.

— Не боялись, что Вас просто ликвидируют? Ведь Вы утверждали, что в августе 1994 года могли «бросить толпы на Кремль и развязать гражданскую войну».

— Конечно, могли. Скомандовал бы через адвокатов: «На Кремль! Ваши деньги там!» — и все. Гражданская война. 50 миллионов человек! А что же еще? Все же было наэлектризовано до предела. Люди просто ждали сигнала. Искры одной было достаточно! Толпы эти разъяренные стотысячные в Москве... Орущие в камеру и потрясающие костылями деды... Да чего там говорить. Была же потом Албания. По такому же в точности сценарию и у нас могло все развиваться. Только по гораздо более жесткому. И жестокому. «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный».

Я был уверен, что меня попросту убьют в тюрьме. Это было с точки зрения властей самое разумное. Нет человека — нет проблемы. Ну, не в тюрьме, собственно, а, скажем, при перевозке. «Огромная толпа вкладчиков напала на автозак!.. Отбила!.. Освободила!..» А потом видели бы меня время от времени... во всяких там жарких странах. Искали бы, естественно! Долго и упорно. Через интерполы всякие. Да это мне, между прочим, и следователь мой потом подтвердил. Что да, мол, Сергей Пантелеевич. Ошибка это, конечно, серьезная была. Прокольчик. Недоработка. Что в живых-то вас тогда оставили. Не решились, по-видимому, просто. Ответственность на себя брать никто не захотел. Да чего там! Бардачина — она ж везде.

— Действительно сегодня считаете, что Ваше тогдашнее бездействие — ошибка? Надо уж было идти до конца. Хуже, чем сейчас, для страны все равно бы не было?

— Наверное, надо было. Не захотел я тогда переступать через кровь, но... Некоторые язвы социальные, похоже, только каленым железом врачуются. Выжигаются! И некоторые застарелые и въевшиеся до костей коросты только кровью смываются. Ладно, впрочем, что есть, то есть. А хуже для страны действительно бы не было.

— Я тоже один из Ваших неудачных акционеров. Вы избегаете общения с людьми, потому что боитесь возможности мести со стороны обманутых вкладчиков?

—А, так вы в теме?! Чего ж вы меня спрашивали тогда, как все функционировало? Вы же и сами это наверняка прекрасно знаете.

Тогда у меня встречный вопрос. Имели вы возможность беспрепятственно реализовать свои акции-билеты по цене, гораздо более высокой, нежели та, за которую вы их приобретали? В любом пункте МММ? Или только «в последний день!», как абсолютно все на суде заявили? Так в чем же тогда обман?

И чего вы там про «боюсь»? Я боюсь? Бояться вообще ничего нельзя! Ни на том, ни на этом свете. Страх унижает.

— Будучи обладателем огромных денег, какой образ жизни Вы вели в 1994 году?

— Да такой же, как сейчас. Даже в той же самой квартире жил. А чего? Мне здесь нравится.

Я вообще не понимаю, зачем, к примеру, нужен дворец? Слоняться там в тоске смертной из комнаты в комнату? А чего еще там делать? Не случайно Наполеон большую часть времени в своем запертом кабинете проводил, а Сталин на диване спал в какой-то там комнатушке в Кремле. Суета все эти дворцы. Убираться к тому же надо. Значит, прислугу заводить... Короче, куча хлопот! На фиг все это. Я вообще не терплю людей около себя. Только по необходимости.

— Правда ли, что при аресте Ваша квартира выглядела так: три комнаты, стены которых от пола до потолка заставлены книжными полками, и посередине каждой комнаты — огромный аквариум; плюс две кошки и попугай какаду; из мебели в квартире только письменный стол и кровать; сама квартира не была приватизирована и досталась Вам еще от родителей?

— Истинная правда! Святая. Как на духу!

— Тогда какой смысл было зарабатывать такие огромные деньги и при этом вести аскетический образ жизни?

— А как вы себе мыслите «красивую жизнь»? Ну, с большими деньгами, типа? С «огромными»! Разврат? Гульба? Чего хоть? Как мне нравится, так я и живу. Люди-то все разные. Ну, вот я такой.

— Пишут, что во время первого задержания в 1994 году, когда сотрудники налоговой полиции вошли в комнату Вашей квартиры, Вы спокойно лежали в тренировочном костюме на кровати и смотрели новости по телевизору, а на появление налоговых полицейских никак не отреагировали?

— Господи, ну, как вы себе это представляете? Всю эту картину? Я лежу, а они входят? Вдруг! Неожиданно! Сюрпрайз! Да? Как они, по-вашему, в квартиру-то попали? Да они в дверь названивали перед этим часа три, а потом в итоге собровцы по веревкам с верхнего балкона на мой спустились. Штурм этот по всем каналам показывали, в прямом эфире. Естественно, я «ждал ареста».

А что на кровати в спортивном костюме лежал... А что я перед ними, плясать должен? Вскакивать, их приветствовать? Я их в гости не звал. Тренировочный костюм... Так я же дома у себя. В чем мне еще там находиться? В смокинге? А что новости смотрел — так ведь там по всем каналам про меня как раз и было. Как мою квартиру орлы-спецназовцы сейчас штурмуют. Интересно же! Понаблюдать-то со стороны. Когда еще такое увидишь?

Потом меня, кстати, спросил один из обыскивающих, типа, в дружеской беседе: «А почему вы, Сергей Пантелеевич, нам дверь не открывали?» Я ответил: «Чтоб вам было посложнее». А впоследствии мне этот мой ответ, эту беседу, типа, дружескую вменить пытались как «сопротивление властям». Но не проканало: «Да мало ли чего я там тогда нес? У меня же шок был! Не соображал ничего».

— Арестовывать Вас приезжал аж лично министр по налогам?

— Арестовывать меня приезжал аж лично первый зам господина Алмазова, тогдашнего начальника налоговой полиции всея Руси. Сам господин Алмазов не соизволил. Ну, ему, наверное, по должности не положено было. Так вот этот первый зам, как потом я узнал из Интернета, был заслуженный, награждавшийся, участвовавший и прочее и прочее. Тем не менее вершиной его жизненного пути явился именно арест самого Мавроди! По крайней мере, только про это у него всегда спрашивали во всех его бесчисленных интервью, которые он охотно по этому поводу раздавал.

Так вот он рассказывал... «Когда мы вошли, Мавроди валялся на кровати... Весь пол был заставлен винными бутылками... Мне стало противно!» Действительно, казалось бы, совершенно неприглядная картина. И самое смешное, что все это было правдой. За исключением маленькой детали. Я действительно «валялся», ну, лежал, это уже вопрос терминологии, и действительно «был заставлен». Дело в том, что тогда как раз появились в продаже элитные крымские вина. Из закромов. То бишь из погребов. «Массандра» там и прочее. Столетней почти выдержки. По совершенно безумным по тем временам ценам. Ну, поскольку цена для меня значения особого не имела, то я и распорядился закупить мне все подряд. Дескать, пусть будет. Интересно же! А то раскупят олигархи всякие. Надо успеть. А так как из мебели в квартире, кроме аквариумов и клетки для попугая, почитай, ничего и не было, то пришлось ставить все закупленное прямо на пол. Больше некуда было. Но бутылки-то все были запечатанные. Но об этом замначальника, разумеется, не упомянул. Кому интересно? Запечатанные или не запечатанные... Заставлен же!

Вот так правда превращается в ложь. Достаточно лишь слегка изменить угол освещения... Вот что такое, кстати, СМИ. И что такое «факты».

Еще смешнее был другой момент. Сам-то замначальника был на обыске... мертвецки пьяный! Буквально еле на ногах стоял. Он хроник, как потом выяснилось. Поэтому-то ему, наверное, и стало «противно» при виде спиртного. Замутило беднягу. Но об этом он тоже, естественно, ни полслова в своих интервью.

А вообще-то я не пью. Практически. Тогда еще пил, впрочем. Изредка. Сейчас вообще. Ни капли! Скучно. Да к тому же, как я уже говорил выше, похмелье у меня тяжелейшее. На неделю буквально. Особенность организма. Так что на фиг надо!

— Каковы впечатления и обстоятельства Вашего первого пребывания в заключении?

— Ну, вообще-то оно у меня не первое уже было. Самым сильным впечатлением был мой день рождения. У меня же он 11 августа, то есть как раз вскоре после ареста случился. Тогда вокруг Петровки собралась стотысячная толпа — перекрывали все движение вокруг и все машины ментовские от Петровки эвакуировали, — скандирующая: «Се-ре-жа!.. Се-ре-жа!..» Так, что стены тюрьмы дрожали. Но в одной столичной газете написали на следующий день: «Собралось несколько сот каких-то хулиганствующих то ли алкашей, то ли просто бомжей, явно нанятых на деньги МММ».

— Как к Вам относились заключенные и надзиратели?

— Надзиратели хорошо, а заключенные... Э-хе-хе!.. Я же и тогда на спецблоке сидел. Камеры там маленькие, человек пять или шесть нас, кажется, всего в камере и было-то. Ну, я, как человек опытный, был, разумеется, начеку. «Знаем-знаем! — думаю. — Наверняка тут и стукачи есть! Мы воробьи стреляные. Нас на мякине не проведешь!»

Ну, и потом, выйдя уже — а отсидел я тогда 70 суток, 10 на «Петрах» и 60 на спецблоке, — я и говорю этак с понтом одному человеку опытному, из бывших, когда он осторожно поинтересовался, а с кем же я сидел: «Да чего там! Там же из этих пяти парочка наверняка подсадных была!» Он посмотрел на меня так, с сожалением, знаете, покряхтел и говорит: «Сереж! Какая парочка? Там все наверняка подсадные были». — «Как все?!» — «Да так. Практика обычная. Дело-то важное».

— Действительно ли в тюрьме Вы продолжали управлять МММ по телефону?

— Нет, конечно. Да и зачем? Ко мне ежедневно приходили адвокаты, несколько человек, и через них я передавал инструкции. Если что-то срочное, один выходил из изолятора и звонил, сообщал их кому следовало. Вот и все. Проще простого.

— Правда ли, что Вы лично консультировали тогдашнего руководителя Департамента ценных бумаг и финансового рынка Беллу Златкис, как создать ГКО?

— Правда. Но это неинтересно. Про ГКО вообще отдельная песня. Скажу только, что я не знал, для чего эта многоуважаемая Белла Ильинична зачастила вдруг к нам в офис и с чего это вдруг ее так заинтересовали все подробности работы системы. Самые мельчайшие, и Минфина впрямую, казалось бы, и не касающиеся. Думал, по простоте душевной разобраться хотят. Вникнуть. Думал, поймут сейчас, что закон мы не нарушаем, и отстанут. Но оказалось, нет... Так что ГКО и все дальнейшее, с ними связанное, — не на моей совести. Не ведал, что творил.

А потом меня припрятали в августе, а государство запустило ГКО в октябре... Главным автором которых и была, как известно... Угадайте, кто? Вот тут-то я и прозрел, да поздняк метаться. Однако наши власти, при всех своих несомненных недостатках, обладают и одним неоспоримым достоинством: они безнадежно глупы. И слава богу! Иначе бы они нам тут такое устроили!.. Небо бы с овчинку показалось! Так что они даже и скопировать-то толком ничего не сумели с МММ. И в своем стремлении уйти во что бы то ни стало от МММ, избежать явной и бьющей всем в глаза узнаваемости выплеснули с водой ребенка. Впрочем, повторяю, про ГКО — это отдельная песня.

— Самостоятельно ли Вам пришла идея избираться в Госдуму из тюрьмы и самостоятельно ли Вы ее осуществили?

— Ну кто мне может чего-то подсказывать? Естественно, самостоятельно. Хотя, впрочем, многие потом примазывались. С понтом имиджмейкеры какие-то там. Или как они правильно называются?.. Ну, в общем, по выборам которые. «Я, мол, это Мавроди подсказал». Но это уже их проблемы. Пусть! Надо же и им жить. Как-то рекламировать себя.

При этом хочу уточнить. Чтоб людей не обидеть. Разумеется, мне помогали. Акционеры, в частности, очень поддерживали. И без их помощи все было бы гораздо сложнее. Я говорю лишь, что решения я всегда принимал единолично и самостоятельно. И никто другой за меня. Но люди, конечно, помогали. Спасибо им за это.

— Вы стали первым депутатом Госдумы, которого она лишила полномочий за то, что Вы пренебрегали «своими обязанностями депутата и продолжали заниматься коммерческой деятельностью» и не присутствовали ни на одном ее заседании. Каковы мотивы такого Вашего странного «законотворческого» поведения? На что Вы надеялись? Почему не могли эпизодически, для проформы, посещать парламент?

— Не первым, а единственным. Поскольку лишили меня не неприкосновенности, как того просила Генпрокуратура, а вообще мандата! Случай, совершенно беспрецедентный и не имеющий аналогов. Возникает даже вопрос, насколько это вообще конституционно и не были ли при этом ущемлены права моих избирателей, тех 500 тысяч российских граждан, чьим представителем в Думе я являлся. Меня же, простите, не депутаты выбирали. Этак завтра «Единая Россия» всех из Думы повыгоняет простым голосованием и одна там останется. Это нормально будет?

На что я надеялся? На то, что депутаты порядочные люди, на что же еще. Они же все, в первый же самый день, прибежали ко мне акции и билеты менять. Вся Дума, в полном составе! И на себя, и на всех своих братьев, сватьев!.. На всех! И какие там речи пламенные и пылкие произносились, какие клятвы звучали!.. О-о!.. Это надо было слышать. Помните, как в «Белом солнце пустыни» жена Верещагина говорит: «Ты чего обещал? Ты какие клятвы давал?» Так и мне: «Сергей Пантелеевич!.. Да мы!.. Да Вы!..» И все потом дружно сдали. Не следовало, конечно, им все сразу менять. Понемножечку надо было. Постепенно. Чтоб на крючке. Но я вообще человек доверчивый. За что и страдаю. Постоянно. Учит меня жизнь, учит, да все никак. Э-хе-хе!..

— Вы избирались в Госдуму, чтобы избежать ареста?

— Разумеется. Я никогда этого и не скрывал и открыто говорил во всех своих бесчисленных интервью. Что только за неприкосновенностью. Больше мне от этого депутатства ничего не надо.

— 17 декабря 1997 года Вас объявили сначала в общероссийский, а через год и в международный розыск. Тем не менее более пяти лет Вы скрывались, и до зимы 2003 года о Вас ничего не было известно. Не могли бы Вы подробнее рассказать об этом периоде своей жизни?

— Говорю же, ни разу за границей не был. Жил я в доме напротив — из окна вон видно, что совершенно естественно. Во-первых, район прекрасно знаю, а во-вторых, искать никто не будет. А какой смысл в Грецию-то ехать? Все русские там на виду. В таможенном компьютере. Ну, проверь ты их всех, и вот он я! Это что, непонятно? Точно так же и правительственные дачи. Замкнутый мирок. Все друг про друга знают всё... Короче, все эти детективные изыскания смышленых журналистов! Смешно читать. Не приведи Господь угодить им хоть в какую-то передрягу. Сразу спалятся. Рванут сдуру в Африку и представятся на таможне: «Здравствуйте, я негр!» Альбинос типа. На чистом русском.

— То есть эти 8 лет Вам не помогала скрываться от следствия собственная служба безопасности, «такого же уровня, как та, которая меня искала», то есть состоявшая из бывших сотрудников спецслужб, специалистов высокого класса?

— ...Бытует еще мнение, что меня-де никто не искал, а как только понадобился, в два счета и нашли наши всесильные и всезнающие спецслужбы. Это полная чушь. Искали меня очень активно. Ирония судьбы, между прочим. Когда приставы задержали меня на презентации моей книги «Искушение» и притащили к себе в логово, то их самый главный опер — не знаю уж, как он у них там правильно именуется, — чуть ли ко мне на шею не кинулся с распростертыми объятиями: «Сергей Пантелеевич! Дорогой! Здравствуйте! Наконец-то встретились! Лицом к лицу! А ведь я был членом розыскной группы, которая вас искала. Господи, как же мы вас искали! У нас целый штаб был создан. И вся карта России с флажками. Каждое утро собирались и флажки передвигали». Ну, и так далее. Так что искали.

— На что Вы надеялись, ведя такой образ жизни?

— На что и все. Что кривая вывезет. Но это шутка. А так без комментариев. Не стоит озвучивать мои надежды. Пока.

— Правда ли, что, находясь в бегах, Вы создали в Интернете, прямо из московской квартиры на Фрунзенской набережной, еще одну пирамиду, теперь уже всемирную — виртуальную фондовую биржу Stock Generation — SG, оформленную в виде азартной игры, от деятельности которой пострадало порядка 275 тысяч человек, в основном граждане США и Западной Европы?

— Тоже без комментариев. Хватит мне и одного дела. Замечу только, что формальным владельцем SG была восемнадцатилетняя сестра моей бывшей жены. Все остальное домысливайте сами. Если есть желание.

Законов, между прочим, SG не нарушала. Как и МММ. Это так уж, к слову. У нее была игровая лицензия, так что действовала она совершенно легально. И какого дьявола туда влезла SEC — американская комиссия по ценным бумагам?! Жалобы, видите ли, три гражданина США подали. При миллионах, даже десятках миллионов участников по всему миру.

Впрочем, повторяю, меня это все не касается. Хвала Аллаху! Тьфу на них на всех! И на SEC, и на США, и на весь мир. Моя хата с краю.

— 31 января 2002 года Вас вновь арестовали в Москве, на съемной квартире, а при задержании обнаружили поддельный паспорт на имя гражданина Юрия Зайцева, уроженца Санкт-Петербурга. А это правда?

— Конечно, неправда. Дверь была бронированная, ее вскрывали три часа и так и не вскрыли, в итоге я сам открыл. А потом нашли паспорт. На имя гражданина Юрия Зайцева. Уроженца Санкт-Петербурга. Вообще-то я его съесть мог за это время. Вам не кажется?

Паспорт советский, устаревшего образца. Даже не иностранный. На фиг он мне был нужен, черт знает. Я собирался, по версии следствия, кататься по России, выдавая себя за Зайцева? Зачем? Тем более что меня полстраны в лицо знает. С тем же успехом я мог выдавать себя за папуаса.

Интересно, что в протоколе обыска указано просто: «Паспорт номер такой-то и — на имя гражданина Зайцева». Про мою фотографию там ни слова. Понятые расписались. Показали им этот паспорт — вот же он! — они и расписались.

Еще интереснее, что по протоколу обыска, опять же, паспорт был положен в присутствии понятых в один конверт с моим депутатским удостоверением — сохранил уж на память, хотя вообще-то сдавать положено, — и этот конверт был на глазах понятых тщательнейшим образом опечатан. А при вскрытии этого конверта в здании МВД — у меня же дело Следственный комитет при МВД России вел — там уже один только паспорт оказался. С моей фотографией, само собой. Куда делось депутатское удостоверение из запечатанного конверта, бог весть. Забыли положить просто, я так подозреваю, когда фотографию в паспорт вклеивали. Ну, барда-чина же, она везде. Говорил выше.

На судью, впрочем, все эти глупости не произвели никакого ровным счетом впечатления. Ну, исчезло и исчезло. Может, не заметили. Да и вообще, при чем здесь депутатское удостоверение? Мы же о паспорте говорим?

...Да, и вот еще что. У меня там сотка баксов, кажется, была. В квартире. Не помню точно, но, кажется, сотка. Сто тысяч долларов. Наличными. По протоколу же обыска денег не обнаружено. Вообще! Я уж говорю операм: «Ну, хоть бы копейку оставили! Для приличия. Как денег может не быть вообще? Жил же я на что-то?» Смеются. Вот что такое наш российский обыск. С понятыми и всеми прочими атрибутами законности все, что угодно, может появиться и все, что угодно, может исчезнуть.

— Вам действительно дали два года на ознакомление с 650 томами — по 250.—270 страниц в каждом — Вашего уголовного дела, после чего начались заседания суда по основному делу?

— Память подводит. Но, по-моему, меньше. Впрочем, а два года, по-вашему, это для такого объема много? В году 250, кажется, рабочих дней. Вот и считайте. В день по полтора тома, да? Это нормально? Как можно такими темпами «знакомиться»? Листать разве что. С пятого на десятое.

— Вас обвинили по статье 159, часть 3 Уголовного кодекса РФ «Мошенничество в крупных размерах и хищение чужого имущества путем обмана и злоупотребления доверием». По мнению прокуратуры, ущерб, нанесенный МММ миллионам вкладчиков, оценивался в 110 миллионов долларов. Однако, по мнению некоторых экспертов и Объединения вкладчиков, он составляет порядка 70—80 миллиардов. Какие цифры, на Ваш взгляд, соответствуют действительности?

— Разумеется, прокуратура права. Она всегда права. К тому же суд признал. А действительность в правовом государстве — это решение суда. Никакой другой действительности нет и быть не может. Истины, кстати, тоже. Истина — это решение суда. Аминь.

— По делу проходило всего 10 тысяч потерпевших?

— Да. На некотором этапе, когда поток заявлений грозил уже стать неуправляемым, СК при МВД России просто-напросто перестал принимать новые заявления, вот и все. Тем более что все обвинения надуманные и из пальца высосанные. Закон я не нарушал ни в одной букве. Как мне объяснил прокурор: «Вкладчики не понимали, что творили». Вот как хочешь это, так и разумей. Недееспособные, что ль? Все?

Ну, с другой стороны, а куда было бедному Следственному комитету деваться? Как можно было 10 миллионов человек, скажем, допросить? А по закону положено. Все потерпевшие должны быть на суде допрошены. Так что, даже если по тысяче человек в день допрашивать, сколько там получается то?.. 250 тысяч в год... Миллион — за четыре года... Сорок лет, что ль?.. Примерно?.. Так что — ограничили. И правильно сделали! Не хватало мне еще сорок лет судиться!

— 28 апреля 2007 года Чертановский суд Москвы приговорил Вас к четырем годам и шести месяцам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии общего режима, но практически весь срок назначенного Вам наказания Вы уже отбыли в СИЗО «Матросская тишина»... Действительно режим не соблюдали, даже на свободу выходили из карцера?

— Да, режим я соблюдать отказывался. Категорически! Руки за спиной держать и прочее. Не нравился мне он. Да. Из карцера выходил, кстати сказать. Двенадцать, что ли, голодовок — из них одна сухая, без воды, восемь суток, летом, в жару — и бесчисленное число карцеров.

— Правда ли, что в качестве дополнительной меры наказания суд установил взыскать с Вас штраф в размере 10 тысяч рублей в пользу государства? И правда ли, что позже Мосгорсудом штраф этот был отменен?

— Почему отменили, кстати, я так и не понял. Почему назначили — тоже.

— Из материалов уголовного дела следует, что Вы до сих пор являетесь владельцем, в частности, порядка 8% акций «Газпрома», приблизительной стоимостью 25 миллиардов долларов, оформленных на сторонних частных лиц. Это так?

— Разумеется. Раз в материалах уголовного дела есть. Какие тут сомнения могут быть?

— Почему 22 мая 2008 года на презентации книги «Искушение» судебные приставы предъявили Вам исполнительные листы о взыскании с Вас денег в пользу обманутых вкладчиков?

— Это интересный вопрос. Почему приставы-то предъявили — понятно. Им-то что? Они просто исполнители. Есть решения суда, они и предъявляют. Взыскивают. Но вот почему суды-то гражданские иски ко мне принимают?! Я что, акции и билеты как частное лицо выпускал? Нет, я их выпускал как президент МММ. И в качестве такового все свое получил и все свое отсидел. Так почему теперь ко мне иски-то гражданские принимают как к частному лицу? Ни к кому не принимают, а ко мне принимают! И удовлетворяют еще автоматом! Всем подряд. Тогда принимайте и к директору банка разорившегося, к уборщице, там работавшей... Давайте и к ним принимайте, в чем проблема-то? Нет, к ним не принимают, только ко мне. Меня что, миллион раз наказывать можно? Любого, даже самого страшного насильника и убийцу — один раз, а меня миллион? Я в этой стране вообще вне закона?

— Вы, Сергей Пантелеевич, обещали начать выплаты акционерам МММ. Почему не исполняете обещания?

— Представьте себе только на секунду, что я действительно начинаю выплаты. Сейчас, когда в стране полный абзац. Да я сразу же становлюсь политической фигурой общероссийского масштаба!.. Выборы, опять же, на носу... Ну? И чего тут непонятного? Поэтому гражданские иски, приставы и так далее. Я прямо предупреждаю, что власти сделают все, чтобы не допустить начала выплат. Никому это не надо. Соответственно, никакими акциями «Газпрома» я сейчас не имею права заниматься по закону. А на какие средства? Если я обязан все свои средства сразу приставам отдавать. В счет погашения гражданских исков. «А, так вы утаили?!» — сразу заявят.

— Что бы Вы сейчас посоветовали своим вкладчикам? Дождемся своих денег, тем более что общая сумма исков «пока около 300 млн рублей, но они все продолжают поступать»?

— Миллиард уже, по-моему. А то и больше. Да хоть сто! Все равно у меня ничего нет. Квартира не приватизирована, так что... А больше с меня брать нечего. Гол как сокол. А потому совет вкладчикам: не тратьте время и деньги на все эти глупости! Впрочем, бесполезно. Сужу по суду. Человек потратил на покупку акций сто долларов. Просят мотивировать: «Сумма ваших претензий?» Отвечает: «Инфляция...

процентная ставка... моральный ущерб... Десять миллионов! Долларов». Прокурор уже вмешивается: «Это уголовный суд! Здесь не платят никаких процентов и моральных ущербов. Хоть я и не должна вам это говорить, но мне вас просто жалко. Я же вижу, что человек вы малообеспеченный. Кончится ведь все тем, что вам вообще ничего не выплатят! А так хоть сто долларов получите». Судья: «Вы все поняли?» Вкладчик: «Да, Ваша честь». Переспрашивают: «Так какова сумма ваших претензий?» — «Десять миллионов долларов».

Умудрились наложить арест даже на мои выходящие книги. Потом, правда, после скандала в прессе арест был снят. И библиотека была изъята. Потом они еще заявляли: «Ну, мы ему оставили сотню томов. Чтоб было что почитать». Вранье! Ничего не оставили. Все вывезли. Подчистую. Оставили только тома уголовного дела. Захватил из тюрьмы. Десяток томов. По закону можно. Вот, читаю на досуге. Больше нечего.

— Как складывалась Ваша личная жизнь в неволе?

— Какая личная жизнь в неволе?! О чем вы? Ну, приходила жена на свиданки. Разговаривали с ней по телефону через стекло. Пока я на развод не подал. Чтобы жизнь человеку не заедать. Судьбу ему не ломать.

— Какой образ жизни Вы сегодня ведете?

— Предельно монотонный и предсказуемый. Встал — лег. Сегодня, как вчера. Ничего не читаю, не слушаю и не смотрю. И ни с кем не общаюсь. И самое главное, никаких событий! Терпеть их не могу! Это они меня обожают. Полностью меня этот режим устраивает. Век бы так жил.

ГЕРМАН СТЕРЛИГОВ

Стерлигов Герман Львович - один из первых советских мультимиллионеров. Родился 18 октября 1966 г. в Загорске, М.О. В 1990 г. создал первую в СССР товарно-сырьевую биржу «Алиса». В 2000-е годы выдвигался на посты мэра Москвы и президента России. С 2004 г. занимается животноводством в М.О.

— ... Когда Вы покидали сферу предпринимательства первый раз, окна Вашего офиса, кажется, выходили на Кремль. Сегодня мы беседуем с Вами на фоне аналогичного пейзажа в знаменитом доме Пашкова, в бывшей Румянцевской библиотеке. Какими судьбами Вас сюда занесло?

— Да, раньше мой офис тоже был с видом на Кремль, но с противоположной стороны. Там сейчас идет ремонт. А здесь я занимаюсь факсимильным изданием древних книг. Книг с большим количеством картинок. Они должны быть интересны и нужны детям. А нужны они им будут или нет, мы определяем очень просто: дети должны уметь читать по-древнеславянски. Тогда мы им свои книжки дарим. Но если ребенок по-древнеславянски читать не умеет, мы его родителям даже за деньги ничего не продадим. На всяких коллекционеров и бездельников мы добро переводить не намерены. Ключевая задача этого рода моей деятельности состоит вот в чем. У меня есть дети, и им надо с кем-то общаться. Надо вырастать и на ком-то жениться. Им нужен коллектив. Им нужны люди с похожей системой координат. Так что я, просто-напросто заботясь о своих детках, раздаю другим деткам эти книжки. Чисто эгоистическая отцовская цель.

— Говорят, что в СССР не было свободы предпринимательства. Но, к примеру, Ваш успех как бизнесмена пришелся на последние годы существования Советского Союза. Давайте вспомним, как началась Ваша предпринимательская деятельность. Итак. 1990-й год...

— Нет. Это принято думать, что это был 1990 год. На самом деле это был 1998 год от Рождества Христова или 1999 год от Воплощения Христа. Понимаете, если считать, что сейчас 2010 год от Рождества Христова, то вся наша нынешняя вера — вранье. Ведь если сейчас 2010 год, Христос не мог быть распят при понтийском Пилате. Понтийского Пилата к этому времени не было в Иерусалиме. Он уже был отозван в Рим. К общепринятому сейчас моменту начала летоисчисления уже не было волхвов. Не было ожидания Мессии на основе пророчеств Даниила. Не было всей Вифлеемской истории с переписью населения. Все это было раньше. А вот если признать, что сейчас 2018 год от Рождества Христова, то все вышеперечисленное правда. И это не научные или околонаучные изыскания. Это догматические истины. Отрицание их — прямая ересь. Хуление Христа.

— Тем не менее 20 лет назад на экранах телевизоров в программе «Время» появился рекламный силуэт кавказской овчарки по имени «Алиса», символизировавший рождение первой в России одноименной Товарно-сырьевой биржи.

— Если честно, мне на эти воспоминания даже жалко тратить время. Это была моя прошлая жизнь. Бандитские дела. Стрелки-фигелки. Скукотища!.. Помню, сидел я 20 лет назад на кухне в состоянии абсолютного безденежья, при наличии молодой беременной жены и думал: «А где бы взять денег?» Тут-то мне и пришла в голову мысль, что в стране до сих пор нет ни одной биржи. Я начал мгновенно действовать, и уже недели через три у нас состоялось открытие «Алисы» на Ленинском проспекте, после чего началась реклама, о которой вы говорите. Для этого я взял кредит у Смоленского в банке «Столичный»; меня отрекомендовал Артем Тарасов, который сказал: «Дайте ему деньги, он отдаст, я гарантирую». Два миллиона рублей. По покупательной способности это сегодня миллионов семь долларов. Забегая вперед, могу сказать, что я отдал их через три месяца, полностью, с процентами. Это были огромные деньги для той поры. На 10 рублей тогда можно было шикарно жить целый день. А если мерить эту сумму посредством сравнивания цен на эфирное время тогда и сейчас, то получится, что истратил на рекламу 50 миллионов долларов. Сегодняшних. Потому что тогда цена за минуту рекламы в прайм-тайм на центральных каналах телевидения стоила всего 100 долларов. Нынешних тысяч долларов за минуту нигде не было.

Реклама началась. За два месяца я истратил на нее все деньги. После чего мы объявили день открытых дверей на бирже и пригласили туда для открытых торгов всех желающих. И в первый же день мы заработали 6 миллионов рублей. А дальше каждый день пошло примерно по столько же. Больше, меньше... никто уже особо не считал.

— Что представлял из себя образ жизни одного из самых богатых людей Советского Союза с точки зрения безопасности? Вы ведь упомянули про бандитов.

— Я не считаю, что я был одним из самых богатых людей в СССР. Самыми богатыми были те, кто был у власти. В истории человечества по-другому никогда не было. Если же брать предпринимателей того времени... Да. Я, наверное, был одним из самых богатых. Тогда еще не были созданы ни ЛУКОЙЛы, ни ЮКОСы. Ходорковский в тот период, если я не ошибаюсь, торговал цветами.

Большие деньги, конечно, сковывали свободу. Первые годы отечественного бизнеса — это же, по существу, режим перманентной войны всех со всеми по разным вопросам с разными структурами. 1991— 1992 годы были особенно напряженными. Только-только начался передел собственности. Вернее, не передел, а раздел. Переделывать еще было нечего. Поэтому мой образ жизни того времени представлял из себя постоянные переезды с одной съемной квартиры на другую. Со всей семьей. Жена как-то подсчитала, что мы тогда сменили 26 мест проживания. Да, мне говорили: «Герман, у тебя паранойя!» Может быть, и паранойя, но зато все мы живы и здоровы. А ведь сколько похорон было в то время. Сколько трупов. Так что постоянная миграция была залогом безопасности моей семьи. А семья всегда была моим единственным уязвимым местом.

Есть еще один момент, почему семья была в постоянной опасности. В обществе всегда много больных людей, обращающих свое внимание на детей богатого человека. А насмотревшись всяких боевиков, такие люди не только забивают себе в головы разные глупости, но и производят действия, опасные для окружающих. Психи и шпана более опасны, чем бандиты или милиция. Тем более что с бандитами у нас никаких отношений не было. Или можно сказать иначе: в то время все мы были бандитами. Кто в начале 1990-х не был бандитом? Помню, к нам как-то приехали ребята на Ленинский проспект с вопросом: «Кому вы платите?» Но после этого никто больше с подобными темами к нам не приезжал. Мы были молодыми людьми. Кто-то отслужил в Афганистане. Кто-то в Анголе. Кто-то в Монголии. Нам трудно было представить, что нам нужна какая-то крыша. Чем, собственно говоря, отличались молодые парни, приезжающие к нам с вопросами, от нас самих? Менталитетом? Чем? Почему мы им должны были платить, а не они нам?

Могу добавить, что первый собственный дом, в Жуковке, где я уже осел, у меня появился лет через семь после открытия «Алисы».

— Тем не менее вред ли кто-нибудь поверит, что у Вас в таком случае не было покровителей в силовых структурах или среди политиков.

— Не было. Никогда. И слава богу! Вернее, милостью божьей. Потому что даже при той ужасной жизни, которой я жил, я иногда молился Христу. Так что моей «крышей» тогда были небеса. Иначе бы я не пережил все то безобразие, в котором существовал. Если бы я тогда умер, я был бы в аду. Сто процентов. И никакие силовые структуры, никакие люди вообще меня от этого избавить не могли. Только Господь. Правда, если я сейчас вдруг попаду в ад, я буду гораздо глубже на дне преисподней, чем те ребята, которые попали туда в начале 1990-х. Потому что мне сегодня дана вера, и я отвечаю перед Богом за свои поступки гораздо больше, чем безбожники.

— Процесс рисковой погони за золотым тельцом не имел бы смысла, если бы у него не было оборотной, приятной стороны. Что было Вашим утешительным призом в той «безбожной жизни» — «деньги, дом в Чикаго, много женщин и машин»?

— Тратить любые деньги у меня появилась возможность практически сразу. Девки были те же. Только выбор побольше, чем сейчас. (Смеется). И еще. Иметь тогда дело с женщинами было несоизмеримо безопаснее. Мы даже не слышали о венерических заболеваниях, а не то что ими не болели. А сегодня молодежь несчастна. Я понятия не имею, как они, бедные, живут. Нам в этом смысле очень повезло.

Были и рестораны, и все подряд... Хотя, вы мне можете, конечно, не поверить, но я всегда жил достаточно скромно. Любил, правда, делать дорогие подарки. В том числе и сотрудникам. Самым скромным подарком у нас в компании, к примеру, была шуба. Дарил на дни рождения квартиры! В этом плане никогда не жлобствовал. А вот в режиме личной жизни... У меня никогда не было яхты. (Вздыхает). Хотя на самом деле я очень этому рад. Покатался как-то по Средиземному морю. Всю неделю блевал.

Сдуру тогда купил дорогие квартиры в Нью-Йорке, замок в Бургундии... В Нью-Йорке хоть жена успела пожить, а в Бургундии мы были только один раз, когда, собственно, замок и покупали. А вообще все это пустое. Дурь! Ничего человеку из всего этого — по большому счету — не нужно. Нужны только машины. Автомобили и оружие у нас всегда были самыми хорошими. На этом мы никогда не экономили. И еще у нас у первых появилась передовая спец-техника. Тогда она была в диковинку. Дистанционные съемки, аудио, видео... Всякая хрень. Молодые были, поэтому и было прикольно и интересно.

— С середины 1990-х на слуху оказались фамилии бизнесменов, которых с легкой руки Бориса Немцова нарекли олигархами. Вас среди них, однако, не было. А вновь о Вас заговорили уже в новом веке, когда Вы осуществили попытку стать мэром Москвы и попытались баллотироваться в президенты России. Разорились и с отчаяния подались в политику, всерьез подумывая потеснить Лужкова с Путиным?

— Нет. В конце 1994 года я написал письмо всем участникам нашей бизнес-системы — это 84 компании во всем мире, что я прекращаю всякую предпринимательскую деятельность, отказываюсь от своих акций и ухожу в политику. Объяснение этому одно — идиот. Я идиот. Дурак! У меня к тому моменту было столько денег, что мне искренне казалось, что я их никогда не истрачу. Кроме того, у меня ведь отовсюду еще активно «шлепали» проценты. Оказалось, нет. Любые деньги можно потратить очень быстро. Потому-то я был дурак, что этого не понимал. Не надо было отказываться от акций, надо было продолжать бизнес-деятельность и заниматься политикой. Кроме патриотической деятельности, я занимался противоабортными программами.

И в президенты России, и в мэры Москвы, и в губернаторы Красноярского края я хотел избираться не для того, чтобы проиграть, а для того, чтобы выиграть. Красноярский край и мэрия Москвы — это были мои раскрутки перед президентскими выборами. Реально быть губернатором Красноярского края мне сто лет не нужно. Просто в 2002 году погиб губернатор края Лебедь, и на тот момент это были единственные внеочередные крупные выборы в России. Так что мне не из чего было выбирать. А я уже тогда начал подготовку к президентским выборам 2004 года. И для того, чтобы от начала до конца понять, что такое настоящая избирательная кампания, я и подал документы в избирательную комиссию Красноярского края. Мне важен был сам технологический процесс выборов, а не голоса избирателей.

А вот в кампании выборов мэра Москвы я участвовал уже намного серьезнее. Хотя цель была прежняя — президентские выборы. Потому что мэр Москвы — должность, в принципе, не плохая, но по большей части хозяйственная. Тем не менее я прошел всю кампанию. На меня записали 3,65%. Но это была неправда! Юрий Михайлович просто щелкнул меня по носу и записал мои реальные результаты Лебедеву (тогда участник выборов мэра Москвы. — Прим. авт.), а голоса Лебедева мне. Кому нужен такой банкир? Реально я получил под 20%. Это очень хороший результат, при том, что Москва — не мой электорат. Может быть, поэтому я и не был допущен на президентские выборы. Ведь при ничтожном ресурсе, который был у меня по сравнению с другими участниками московского бала-маскарада, я получил очень хороший процент. А на президентских выборах у меня было бы ого-го сколько эфирного времени. Атас! Крутизна! Мы бы покуражились!..

— ...но вместо этого очутились с семьей в подмосковной глуши.

— Меня разорили все эти выборы. Я набрал кучу денег у друзей и знакомых, которые полностью истратил вместе со своими. А своих денег у меня к тому времени было не так много, как в середине 1990-х. Поиздержался. Особенно в мэрской кампании. Да и хорошо вложился в президентскую. Я купил сеть для сбора подписей, эфирное время, которое во время таких выборов сильно растет в цене. Огромные расходы! Мне давали деньги люди, которым были близки мои идеи. Они не верили, что я выиграю, но давали деньги на пропаганду этих идей. Но получилось, что денег-то я набрал, а к выборам меня не допустили. Знал я о том, что не допустят или не знал... Короче, все это выглядело не по-пацански. Чтобы сохранить лицо, мне необходимо было все эти деньги вернуть. Это же не бандитские дела, а дружеские.

Я продал все что было. Раздал долги. Вернее, последние долги я раздал несколько месяцев назад. Так много я был должен. Я продал нью-йоркские квартиры... Все! Даже дом на Рублевке. Весь свой парк машин. Демонстративно. Потому что мне было важно, чтобы окружающие видели, что у меня ничего не осталось. Машину я взял у знакомого прияте-ля-банкира и ездил на ней полтора года. «Ниву». Убил ее напрочь, потому что поселился в лесу, а там никаких дорог не было. А в лес уехал, потому что мне элементарно негде было жить. Я поселился недалеко от деревни, где когда-то проводил лето у дедушки с бабушкой. Я хорошо знал те места. Никому я ничего не демонстрировал, просто выживал. Первый корреспондент у меня появился только через 4 года, после того как я уехал в этот лес. Это потом пошли косяком...

— Как восприняла новую метаморфозу Вашей жизни Ваша семья? Как Вы на этот раз зарабатывали на жизнь?

— Я занял у приятеля, который мне одолжил «Ниву», немного денег. Построил избушку. Одновременно завел скотину. У меня хорошо плодились овцы. Одно время было 200 голов. Семь коров. Пробурил две скважины: колодец для технических нужд и колодец для питья. Поставил сарайчики. Курятник. Купил трактор ДТ-75 и навесное оборудование к нему. Помогали мне гастарбайтеры: хохлы, белорусы, молдаване. Хотя начал я с местных пьяниц, но после того, как они мне сожгли дом, я их не подпускаю на винтовочный выстрел. Классовая ненависть.

Из прошлой жизни у меня осталось очень много богатых приятелей, которым я начал продавать свою животноводческую продукцию. А настоящее мясо ведь стоит очень дорого. Мы продаем по 2400 рублей за килограмм. Спрос такой, что нам мяса не хватает. Потому что оно без гормонов, без поганых комбикормов; своим животным я никогда не делаю никаких прививок. Его охотно берут в семьи, где растут детки. Кроме того, любой покупатель знает, что может в любой момент приехать, посмотреть, как живет моя скотина, что она жрет. А я кормлю ее настоящим зерном. Мелю его. У нас своя давилка. Вскоре на заработанные деньги я уже купил отличную новую японскую машину, мощный джип с кузовом.

Жена поначалу, конечно, верещала, как потерпевшая. Она не очень привыкла ходить в сортир на улицу после нью-йоркско-рублевской жизни. Зато деткам было хорошо. А когда хорошо деткам, баба смиряется быстро. А детям было хорошо с первого же дня. Они просто охренели от счастья, которое на них обрушилось после Рублевки. После этого гетто за заборами. Так что это все быстро закрыло проблемы с женой. Более того, мы вскоре поняли, что жить надо именно так. А мы же этого не знали. Просто не знали. Вот когда выкинуло в новую жизнь, узнали. Тем более что теперь у нас и электричество есть. Раньше, когда его не было, бабе было действительно тяжеловато. При свечах жили по необходимости. И реально тяжело было без стиральной машины.

— «Только дебил, который не любит своего ребенка, отдает его в школу». Можно, в принципе, конечно, с Вами и согласиться, однако аттестат ведь за здорово живешь не дадут. Какое будущее ждет Ваших детей? Станут ли они коммуникабельными людьми?

— Мои дети учатся дома, экстерном. Учителей мы приглашаем. В основном из местной школы. И это очень дешево, драгоценный мой. Очень дешево! В разы дешевле, чем отдавать ребенка в школу. Его не надо возить куда-то. Не надо привозить. Не надо соответственно одевать. Я уж не говорю о том, к каким чудовищным последствиям в плане здоровья приводит посещение школы. От курения до наркомании. Отдавая ребенка в чужие руки, ты не знаешь, к каким расходам на лечение это может привести. Уж извините за циничность. Так что приглашать учителей дешевле. Истории учу я сам. У нас есть дивные источники. Так что, вернее сказать, учат книги, а не я. Мои дети читают на древнеславянском и на древнегреческом. Так, историческую информацию они получают не из пересказа преподавателей, а из первоисточников. А история человечества, как известно, чем древнее, тем лучше, а чем новее, тем паршивее.

Что касается общения... Хозяйство — это огромнейшее производство. В нем каждый год разный, каждый сезон разный, каждый день разный. Строительство, скотина, прокладка дорог, вопросы безопасности, чего только нет... Этим всем у меня занимаются именно дети. У них жизнь такая, что можно захлебнуться от впечатлений. Они вечером ленятся раздеваться, чтобы утром не терять время на одевание. Если Бог даст — это станет делом их жизни. Дочка у меня, правда, поступила в МГУ на исторический факультет... Они с женой на меня насели: «Девочке надо! Она тут опухнет от тоски! Трам-пам-пам!» Ну, во-первых, она сформировалась на Рублевке, раньше, чем мальчишки. А во-вторых, она девка. То есть надо замуж. Почему говорят, девчонка — отрезанный ломоть? Потому что, когда подходит возраст, девчонка начинает метаться из угла в угол... В родительском доме ей уже не место. Я говорил: «Ждите, жених появится и здесь». «Нет. Надо в университет!» Короче, «утрамбовали» меня. И стыдно мне, и грех на мне, прости Господи... (Крестится.) Отдал я ее в университет. Точнее, поступила она сама, бесплатно, на бюджетный. С необыкновенной легкостью. Но! Отучившись два года, сидит она как-то в своей светлице. И вдруг приходит жених с конем в поводу. Бизнесмен из ближайшего Подмосковья. Молодой, занимается всякой всячиной. Он как-то подвозил своего приятеля к нам. Остался обедать. А она к столу подавала. Увидел. Влюбился. Через неделю свататься. Сказал при этом: «Хуже студентки только проститутка. Моя жена студенткой не будет!» Она забрала документы. И уже, слава богу, не студентка. И уже никто не может меня попрекнуть, что моя дочь студентка. Не успели ее растлить в университете. Замуж она вышла девицей. У мужа никаких претензий быть не может. И я очень рад, что у моего зятя оказалось воли больше, чем у меня. И что он прекратил все эти безнравственные безобразия — хождение девчонки во все эти студенческие тусовки.

— Мировой финансовый кризис застал Вас в собственном кабинете на 36-м этаже самого дорогого офисного здания Москвы «Федерация». Решили тряхнуть стариной, поймать рыбку в мутной воде?

— Когда наступил кризис, я очень отчетливо понял, что может начаться ядерная война. Потому что, когда кризис становится мировым, он может окончиться только одним — обнулением своих обязательств государствами, ответственными за финансовый катаклизм, перед всеми остальными странами. Вспомните, чем закончился кризис времен Великой депрессии? Второй мировой войной. Здесь же для того, чтобы обнулить долги США, которые измеряются сотнями триллионов долларов, американцы должны время от времени развязывать небольшие локальные конфликты, чтобы отвлекать людей от темы кризиса. А с учетом того, что сегодня существует ядерное оружие, локальные конфликты могут закончиться локальным ядерным конфликтом. А чем закончится локальный ядерный конфликт, никто не знает. Поэтому я обеспокоился.за судьбу своих пятерых детей и поехал из леса в Москву, чтобы дать США альтернативу. Зря вы смеетесь... Я серьезно. У США есть выход. Не в мировую войну, и даже не в локальные конфликты. А в золотой стандарт. Я стал всячески пропагандировать возвращение к золотому стандарту. Что это означает в данном случае? А то, что все долги США будут нивелированы при крушении доллара. При введении золотых расчетов резаная бумага превращается в ничто. После чего все долги США, условно говоря, можно измерить несколькими слитками золота. И США нет больше никакой необходимости развязывать локальные войны.

Я стал ездить по Европе. Создавать офисы, фирмы. Пропагандировать этот золотой расчет. Новую систему расчетов, как я это называл. Компьютер будет составлять цепочку товаров, которые имеют последовательную потребность, а заканчиваться она всегда должна золотом. Это почему-то стали называть бартером. А я имел в виду другое. Золото, которое сейчас товар во всем мире, у которого есть НДС — плюс любой другой товар, значит, что мы можем делать бартер золота на любой из товаров. Юридически это будет бартер, но фактически продажа за золото. Понимаете? Бартер в мире нигде не запрещен. Продажа за золото запрещена, потому что валюта бумажная — такова финансовая стратегия государств, а бартер не запрещен. Я говорил: «Джентльмены! Давайте с помощью Интернета и частичного возврата к системе традиционных расчетов будем обменивать любые товары на золото». Мы даже начеканили на Гознаке, в Лондоне пробные партии золотых жетонов. Которые так и назывались «золотой». В Англии это слово было написано по-английски, в России на русском. Эти жетоны — не деньги, а товар, который и предполагалось обменивать на любые другие товары. Разве это бартер? Но с фанатичным упорством российская пресса пишет, что я предлагал бартерные схемы. Но какой же это бартер, если в конце обязательно золото? А для того, чтобы уменьшать количество золота, задействованного в этих сделках, я предлагал создавать цепочки товаров, а золотом рассчитываться только в одном месте. Для этого и открыл офис в Москве, а филиалы по всему миру...

— Опять взяли кредит или хватило денег, вырученных с продажи мяса?

— Нет. Дело в том, что с прежних лет у меня сохранились кое-какие деньги, «зарытые под дубом». Но в том месте, куда я тогда не мог добраться долгое время. Я вам серьезно говорю. Помните, граф Мон-те-Кристо никак не мог добраться на остров за деньгами? У меня была примерно такая же ситуация.

А два года назад этот «дуб» стал для меня доступен. Тут-то и кризис разразился. Вот деньги мне и пригодились. У меня было 30 миллионов евро. На данный момент я их все истратил. Никто меня не упрекнул, что не отдал долги из этой суммы, потому что понимали, что я не мог до этих денег добраться. Тем более с этими драными президентскими выборами я был должен больше чем 30 миллионов.

И вот я принялся создавать сеть новых расчетов, которых еще не было в мире. Я говорил: «Если доллар рухнет, мы будем единственные «все в белом», с которыми можно будет иметь дело». Куча народа наоткрывала центры. Ошибся я лишь в одном — в этот год доллар не рухнул. То есть мы дали фальстарт. А если он не рухнул, то все, что мы сделали — а мы сделали, — никому не надо. Ведь по-прежнему работают банки и доллар. Поэтому банкротство моей компании было лишь одним из путей ее ликвидации, а не реальным банкротством. Мы не разорились. Просто наша компания стала нам не нужна.

— Но насколько я знаю, Герман Львович, на Вас Ваши партнеры подавали в суд, обвинив в создании финансовой пирамиды и заявив, что их взносы — единственная прибыль вашей компании. И даже дело вроде бы выиграли...

— Когда собираются 80 незнакомых человек, то пара-тройка из них при таком расставании уж точно будет недовольна. Эта ситуация уникальна как раз тем, что недовольных-то было всего двое. Потому что, когда говорят о недовольных из семи регионов, то надо знать, что эти семь регионов представляют всего два человека. У них у каждого было по нескольку регионов. Я выиграл все суды. Даже те 200 тысяч евро, которые с меня стребовали через суд, новый суд присудил отдать мне обратно. Хотя вернут вряд ли. Но ничего, переживем. Не привыкать...

— ...вернулись к «Вашим баранам»?

— Основная моя работа сейчас — это крестьянское хозяйство.

А возвращаясь к кризису... Вот перед вами третья полоса газеты «Financial Times» за прошлый год. Газета, которая каждый день лежит на столе у президента США. Название нашего материала: «Как обнулить долги США без использования ядерной войны». В это время про меня многие экономисты говорили: «Это тупой овцевод! Кого вы собираетесь слушать? Чего вообще его обсуждать? Это экономически невозможно!» А буквально позавчера президент Всемирного банка Роберт Зелик повторил содержание моей статьи от своего имени. Причем подчеркнул, что он говорит не как президент Всемирного банка, а как бывший сотрудник Федерального резервного фонда США. Это очень много что значит. И я этого не могу пока вам объяснить. И не нужно ничего объяснять, потому что скоро начнутся большие последствия всего этого. А Зелик, между прочим, один из виднейших экономистов мира. Поэтому тупым овцеводом меня уже никто назвать не сможет. А до этого только ленивый не поносил меня как помойного кота. Хотя часто тем, что я придумываю, пользуются другие люди. И мне от этого немножко обидно. Мне всегда немножко не хватает ресурсов. Всегда кольчужка немного коротковата.

Москва, ноябрь 2010 г.